Бронислав Бачко - Как выйти из террора? Термидор и революция

Беглый обзор слухов позволяет выделить один повторяющийся сюжет — это сюжет заговора, неотделимый от другого сюжета — скрытого врага. Этот слух подкрепляется богатым набором символики неявных и таящих угрозу сил, сумерек, в которых негодяи плетут свои козни. Конкретная цель заговора варьируется в зависимости от места и обстоятельств. Удивительно, однако, что множество народных слухов повествует о заговорах не только против Нации, Революции, но и описывает заговоры, угрожающие жизненным силам народа. «Враги» ополчаются на его здоровье, на саму его жизнь, на его женщин и детей. Так, слух, сопровождающий волну народного насилия, имеет своей непосредственной целью представить ее в качестве акта законной защиты или же мести «негодяям», замышляющим, если уже не совершившим, омерзительные преступления. Слухи, сопровождающие вполне реальные социальные и политические конфликты, питают и возбуждают страсти, страх и ненависть, надежду и ярость — тот материал, из которого во время революции и состоят кризисы. Эти слухи, без сомнения, политические, поскольку они подпитываются преимущественно политическими конфликтами и событиями. Очень часто это слухи, политизированные Революцией, однако они лишь продолжают, в новом контексте, очень старые сюжеты и образы. Таков слух о «голодном заговоре», прекрасно изученный Стивеном Л. Капланом, возникающий на всем протяжении XVIII в. и познавший множество всплесков во время Революции. Если нужно — вот оно, доказательство того, что Революция, несомненно, создает новое политическое пространство и в особенности новые политические институты, но ментальная окружающая среда остается в большинстве своем традиционной, унаследованной от Старого порядка. С тех самых пор сопротивление рационализаторским нововведениям Революции, зачастую очень абстрактным и доктринерским, рассматривается как смесь современности и архаики, представляющая характерную черту политического поведения в революционный период. Само народное легковерие, обеспечивавшее слухам эффективность и распространение, представляет собой наследие веков. Оно неотделимо от устной по большей части культуры, в рамках которой информация распространяется из человека к человеку. Без сомнения, революционный период отмечен резким увеличением числа политических текстов. Однако не забудем, что эти тексты далее передаются устным путем; рассмотренный нами слух — прекрасный тому пример, газеты в той же мере «выкрикиваются» и обсуждаются, в какой и читаются.

В типологии революционных слухов стоит отвести особое место политическому слуху в самом узком смысле этого слова — слуху, сотворенному в рамках политической интриги. Новые центры власти, и прежде всего законодательный орган, состоявший из нескольких сотен депутатов, и патриотические клубы, включая якобинцев, постоянно становились эпицентрами слухов, неотделимых от баталий и политических интриг. Слухи неизменно влияли на политиков, в особенности на депутатов и на все возраставшую в числе бюрократию, но также и на завсегдатаев трибун. Обмен информацией между одними и другими происходил легко и на постоянной основе — так же как между коридорами власти и городами, улицами и площадями, где формировались «группы», обсуждавшие политику и комментировавшие новости. Во времена Террора там постоянно повторялась и стала настоящей навязчивой идеей тема «заговора». Приведем лишь один пример таких слухов, прекрасно показывающий ту политическую обстановку, в которой проходило 9 термидора. Грядущее сражение против Робеспьера было тщательнейшим образом подготовлено как раз с помощью слуха, преимущественно адресованного депутатам Конвента. И это отнюдь не басня о Робеспьере-короле, сотворенная, как мы видели, «игрой воображения» и предназначенная для улицы, для народа, в расчете на то, что он слишком прост, чтобы увидеть за этим нечто, кроме «явного состава преступления». Для членов Конвента был сфабрикован «состав преступления» не менее явный, но совершенно иного характера, нежели печать с лилией: им говорили о составленных «тираном» проскрипционных списках депутатов; а порой, похоже, им даже показывали сами списки. Чем ближе было 9 термидора, тем длиннее становились эти списки; в кулуарах Конвента и в особенности на тайных собраниях ходили слухи о нескольких десятках, а то и о сотне с лишним депутатов, которые должны будут подвергнуться репрессиям вслед за семьюдесятью тремя жирондистами, арестованными после 31 мая.