Естественно, те, с кем вступали в контакт, находили свои имена в этом списке; так слух на службе у интриги конкретизировал неявные и расплывчатые угрозы, высказанные Робеспьером и Кутоном у якобинцев. Без этой подрывной работы, мобилизовавшей накопленные во времена Террора страх и ненависть и поставившей перед каждым вопрос о его выживании здесь и сейчас, был ли возможен единодушный крик Конвента: «Долой тирана!»?
Таким образом, успех басни о Робеспьере-короле — это эпизод из истории системы образов и слухов революционной эпохи. Однако отдельные детали этого слуха относятся к более специфичному контексту — контексту Террора. В самом деле, легко заметить, что этот слух примыкает к другим измышлениям, которые должны были стать слухами, сфабрикованными от начала и до конца властью монтаньяров во главе с Робеспьером. Не обвиняли ли Эбера в том, что это он ответствен за голод, что это он приказал не пропускать зерно, в котором так нуждался народ, через заставы? Не изображали ли Дантона главой заговора, сообщником иностранцев, изменником Родины, защитником эмигрантов? Как и другие мифы, слух о Робеспьере-короле — это изобретение террористическое. Террористическое, поскольку оно было сфабриковано политической и полицейской машиной Террора, но в то же время и потому, что оно было адресовано социальной системе образов, сформированной Террором. После исследования Мишле о начале Революции можно сказать, что с наступлением Террора стало казаться возможным не просто всё, а всё, что угодно. В атмосфере, накаленной до предела постоянными чистками, доносами во имя гражданской добродетели, беспредельной эскалацией обвинений, беспрестанным раскрытием новых заговоров, было ощущение, что от подозрений не защищен никто. Разве герои вчерашнего дня не становятся сегодня разоблаченными врагами, чье усердие — лишь маска, за которой прячутся самые черные планы сотрудничества с аристократами и роялистами? Разве, обвиняя Дантона, сам Робеспьер не призывал не склоняться перед каким бы то ни было кумиром? И разве по поводу того же самого Дантона не ходил слух, что он мечтал стать регентом? Разве Сен-Жюст не обвинял эбертистов в том, что они готовят заговор с целью свержения революционного правительства и реставрации монархии? А вероломный и подлый Эбер разве не готовился стать регентом, компрометируя Конвент при помощи скандалов и выказывая «отвращение к испорченным людям»? Не брезговали никакой клеветой, даже самой бесчестной. Разве накануне суда над Марией-Антуанеттой охранники Тампля не уведомили Коммуну, что вдова Капет состоит в кровосмесительной связи со своим сыном, заставляя его вкушать от запретного плода онанизма? И все это — кто бы сомневался — с контрреволюционными целями. Поскольку если расшатать таким образом здоровье ребенка, то ответственность за его смерть неминуемо падет на революционные власти и окончательно опорочит их перед лицом иностранных держав. И образы, которые породили этот миф, публично отстаивавшийся Эбером во время процесса по делу королевы, немало говорят нам о патологиях террористической системы образов.
Террор и питался этой системой, и создавал ее; он творил заговоры, которые соединяли всех врагов в единый образ «подозрительного», он питался страхом и предположениями, которые сам же порождал. Созданная Террором социальная система образов была излишне распаленной и неуравновешенной, но в то же время и по тем же причинам она была отмечена определенной печатью усталости и инерции. Разве для нее не могло сгодиться всё, и даже всё, что угодно? Те, кто запустил слух о Робеспьере-короле, прекрасно знали об этой ситуации и стремились извлечь из нее максимальную выгоду. Игра их воображения отнюдь не была столь спонтанной, как это хотел представить Вадье. Паника, охватившая ночью 9 термидора создателей этого слуха, была, без сомнения, реальной. Их ответ на эту непосредственную опасность был вдохновлен всем тем опытом, который они приобрели в ходе отправления террористической власти, создания ложных заговоров и ложных обвинений. По отношению к слухам и доверчивости народа они занимали в некотором роде техническую позицию: и тем и другим можно манипулировать; и то и другое можно использовать в качестве инструмента для достижения политической цели. Иными словами, 9 термидора ситуация была такова, что ради успеха они сочли пригодными любые средства. Но ради успеха чего?
Читать дальше