Елена Морозова - Робеспьер

Робеспьер призвал спасать правительство, работе которого препятствовали бывшие сторонники Эбера (без имен), некоторые члены Комитета общественной безопасности (без имен) и заговорщики, укоренившиеся в Конвенте и обоих комитетах (без имен). Впрочем, те, на кого он намекал, прекрасно все поняли. Единственным, кого прямо назвал Робеспьер, оказался главный финансовый распорядитель правительства Камбон. «Революционное правительство спасло родину; теперь надо его самого спасать от всех опасностей», — говорил Робеспьер. Новый заговор еще более опасен, чем прежние, и «своей силой он обязан преступной коалиции, интригующей в самом Конвенте… Как исцелить это зло? Наказать изменников, обновить все бюро Комитета общественной безопасности и подчинить его Комитету общественного спасения; очистить и сам Комитет общественного спасения, установить единство правительства под верховной властью Национального конвента, являющегося центром и судьей, и таким образом под давлением национальной власти сокрушить все клики и воздвигнуть на их развалинах мощь справедливости и свободы». Иначе говоря, обеспечить работу революционного правительства можно, только принеся новые жертвы гильотине. Подобные заявления в устах Робеспьера всегда предшествовали указанию на очередных заговорщиков, которых ждали скорый суд и смерть. Тем более теперь, после закона 22 прериаля. А так как Робеспьер не назвал имен, угрозу почувствовали все.

Слова Неподкупного по-прежнему обладали завораживающей магией. Выслушав его трехчасовую речь, депутаты, по обыкновению, приняли решение напечатать ее и разослать по коммунам. Кто опомнился первым? Кто вспомнил, что если раньше Робеспьер выступал от имени правительственного комитета, то теперь он говорил от самого себя? Заговорщики встрепенулись: Амар, Бийо-Варенн и Вадье шумно воспротивились, чтобы речь была напечатана, Камбон назвал Робеспьера главным камнем преткновения, парализующим работу правительства, а бывший друг Марата Панис, тот самый, что во время сентябрьской резни от имени Коммуны обратился к провинциям с призывом следовать примеру Парижа, обвинил Робеспьера в том, что он своей волей исключает из Якобинского клуба тех, кто ему неугоден. «Я требую, чтобы он признался в составлении проскрипционных списков и чтобы сказал, есть ли в тех списках я!» — выкрикнул Панис. «Назови тех, кого ты обвиняешь!» — кричали Робеспьеру со всех сторон, но он молчал. Охваченный страхом неопределенности, Конвент отменил постановление о рассылке речи. И это было поражение. Попытки Кутона выступить в защиту Неподкупного положения не спасли.

Возможно, если бы Робеспьер назвал имена, он обрел хотя бы временное преимущество. Но он не сделал этого даже вечером, когда повторил свою речь у якобинцев, где ее встретили аплодисментами. Завершив речь, Робеспьер сказал: «Сейчас вы выслушали мое завещание. Мои враги, а точнее, враги Республики столь могущественны и столь многочисленны, что я не льщу себя надеждой, что смогу долго сопротивляться им. Говоря с вами, никогда я еще не был так взволнован, ибо я уверен, что пришла пора проститься с вами». А затем Кутон предложил составить список тех, кто голосовал против речи Робеспьера, и исключить их из членов клуба. Иначе говоря, составить проскрипционный список. Присутствовавшие на заседании Колло и Бийо-Варенн, главные противники Робеспьера в Комитете общественного спасения, попытались оправдаться, но были с позором изгнаны из клуба. Вскочив с мест, взволнованные якобинцы клялись в вечной верности Неподкупному. «Робеспьер, я выпью яд вместе с тобой!» — воскликнул художник Давид. Но, похоже, в душе Робеспьер уже выпил цикуту и теперь лишь ждал, когда она унесет его в мир иной.

Был ли у Робеспьера определенный план или он заведомо отдал победу в руки своих противников? Или, наоборот, недооценил, что его враги смогут увлечь за собой Конвент? Или уповал на Сен-Жюста, надеясь, что тот в своем докладе расставит все по местам и назовет заговорщиков? Но тогда что за речь писал он сам всю ночь накануне 9 термидора? В ту тревожную ночь, когда Сен-Жюст в комитете готовил порученный ему доклад о текущем положении, Фуше и Тальен обходили депутатов «болота», уговаривая их поддержать предложение об аресте Неподкупного, а в театре Республики, где давали исполненную зловещих намеков трагедию «Эпихарис и Нерон», собирались заговорщики… В ту ночь, когда в утратившем сон Комитете общественного спасения произошла очередная ссора, во время которой Барер в отчаянии и негодовании воскликнул: «Вы хотите разделить останки родины между хромым, ребенком и негодяем!»