Александр Мещеряков - Книга японских символов. Книга японских обыкновений

В этих античеловеческих и собакофильных условиях люди реагировали единственно возможным способом: поголовье домашних собак сокращалось, поскольку никто не желал иметь лишних неприятностей. Бродячих собак тоже старались больше не подбирать и их число заметно увеличилось, в связи с чем сёгун распорядился создать сеть собачьих приютов, в которых содержалось до ста тысяч животных (как сук, так и кобелей, добавлю я, исходя из требований политкорректности).

Разумеется, такое положение не могло сохраняться сколько-нибудь долго. И хотя находившийся при смерти Цунаёси завещал, чтобы его распоряжения относительно собак выполнялись бы вечно, они были отменены ровно через десять дней после его кончины.

После «обновления Мэйдзи» начался крупномасштабный импорт породистых собак из Европы. Называли их довольно своеобразно — камэ (от английского «come here»). Владельцам таких собак казалось, что теперь они ведут передовую и шикарную жизнь.

Нынешние японцы к собакам привыкли. Они их любят, кормят на убой концентратами, моют шампунями до полного исчезновения псиного запаха и собачьих инстинктов…

Вот живу я себе в городе Киото. И с моего третьего, последнего, почти что птичьего, этажа открывается этот совершенно нетипичный для нынешней Японии вид, а именно: полкилометра круто уходящей вниз, никак не утилизированной унылыми строениями, земли — любимое место променада местного собаколюбивого населения. Из-за странного экзотического каприза здесь пытаются выгуливать по этим почти что родным для меня сорнякам даже модных ныне лаек, которые, ввиду своей непокорности местному отнюдь не сибирскому климату, оканчивают свою жизнь в пятилетием возрасте — самое время с каким-нибудь пропойцей Васей медведя травить. Несмотря на то, что прямо за моим домом встает на дыбы обросшая лесом гора, медведей здесь не видели, боюсь, уже давно. Думаю, что счет пошел на тысячелетия.

А вообще-то собаки у японцев совсем не скандальные. Это они у своих хозяев так научились по причине их национального характера. И как они лают — тоже очень редко можно услышать. При встрече на улице они не рвут поводок, не лезут с объятиями, поцелуями и обнюхиваниями, но только слегка наклоняют морду вниз, сдержанно приветствуя друг друга.

Правда, известно мне и исключение из этого общего правила. Для того, чтобы дойти до него, мне понадобилось взобраться по специальному приглашению на довольно высокую гору. Хорошим шагом часа два дорога занимает. А на вершине горы живут художники. Лет двадцать назад их сообщество закупило там землю по причине ее дешевизны и отдаленности от городских глупостей. Ваяют, рисуют, лепят, живут «по-людски». Я встал рано и добрался туда еще до обеда. И внутренне ахнул, поскольку все там было не так, как в «нормальной» Японии: улицы не метены, асфальт дыбится, люди вполне себе веселы и одеты вовсе не с иголочки. Некоторые даже навеселе. В общем, вполне узнаваемая родная сторона. И такая ностальгия меня одолела тогда от этой похожести… Отчасти и потому, что собаки бежали за мной и лаяли, лаяли, лаяли… Счастье?

У «нормального» японского крестьянина не было в хозяйстве коровы и, потому он не считал ее своей кормилицей-поилицей и не испытывал по отношению к ней никаких особенно теплых чувств. Отсутствие привычки к скоту настолько вошло в японскую кровь и плоть, что разводить коров было запрещено и европейцам, прибывшим в страну во второй половине XVI в. — японцам казалось, что от коров и их мяса с молоком «воняет» (обращаю внимание, что сказать по-японски «воняет рыбой» — нельзя).

Однако в древности дело обстояло несколько иначе. В отличие от последующих эпох в начале периода Нара скотоводство все-таки получило некоторое развитие, поскольку государство предпринимало определенные усилия для поощрения разведения коров.

Сравнительно широкое распространение разведения коров в эпоху Нара было непосредственно связано с волной переселенцев с Корейского полуострова в VII–VIII вв. Они обеспечили страну не только квалифицированными кадрами для разведения коров, но и для производства молочных продуктов (коров разводили не столько «на мясо», сколько «на молоко»). Изданный в правление Момму в 700 г. указ о производстве сыра был адресован прежде всего этим переселенцам. Поскольку молочные продукты входили в диету буддийских монахов, некоторые монастыри также держали коров.

Однако следует иметь в виду, что потребление молока и молочных продуктов (сыр и кефир) было в период Нара привилегией весьма ограниченного круга лиц — прежде всего придворных и монахов. Таким образом, молокопродукты были товаром «престижной экономики». В значительной своей части они использовались в качестве лекарства или же «пищевой добавки». Доставка молока непосредственно к государеву столу находилась под контролем Аптечного ведомства. Ежедневно к государеву столу доставляли 2 литра 300 миллилитров молока, которое, как было сказано в инструкции, следует кипятить и подавать охлажденным.