Виталий Познахирев - Турецкие генералы и адмиралы в русском плену (XVIII - XX вв.)

При этом паша действовал не только с одобрения, но и при явном содействии Петербурга, принявшего на себя не только расходы на пересылку его корреспонденции, но и решавшего некоторые организационные задачи. В подтверждение последнему сошлемся на письмо императрицы Анна Иоанновны Правителю Малороссии князю И. Ф. Барятинскому от 23 декабря 1737 г.: «По прошению обретающегося здесь турецкого пленного сераскира Яхья-паши, отправлены отсюда с письмами его в турскую землю к верховному визирю лейб-гвардии нашей Преображенского полку подпоручик Репнинский, и его сераскира кегая, чрез Киев. Оной же сераскир просил, чтоб с тем его кегаем, яко уже человек старый, для услужения ему отпустить из обретающихся в Нежине его сераскира служителей из пленных турков двух человек, которых он выберет, которых тот кегая имеет из турской земли назад с собою привезти, на это мы и соизволили».

К сказанному нужно добавить, что в 1738–1739 гг. Яхья-паша составлял списки турок, находящихся в плену, а вскоре по окончанию войны пытался силами собственной свиты организовать розыск тех своих соотечественников, которые, по его мнению, могли удерживаться в России незаконно. (Сразу же заметим, что эту инициативу сераскира российские власти не поддержали) [197].

Еще одной заметной фигурой в сфере дипломатии мы считаем бывшего Главнокомандующего оттоманским флотом трехбунчужного Рамиз-пашу [28]. Едва ли не с первых дней своего пребывания в России (15 марта 1809 г.) этот человек требовал отправить его в Петербург, «где он мог бы переговорить с правительством о русско-турецких отношениях». Однако успеху дипломатической деятельности паши изначально не способствовало то обстоятельство, что он категорически отвергал саму мысль о каких-либо территориальных уступках России со стороны Турции, тогда как Петербург считал согласие Порты на такие уступки непременным условием для начала мирных переговоров. Тем не менее Рамиз-паше было позволено вести переписку со Стамбулом, а в период с декабря 1809 г. по август 1810 г. (по другим данным, до января 1811 г.) он работал в Петербурге, где встречался и беседовал с императором, Министром иностранных дел и иными сановниками. (Поскольку в трудах А. Ф. Миллера неоднократно указывалось на отсутствие каких-либо данных о встрече Александра I и Рамиз-паши [28], считаем необходимым внести в этот вопрос ясность и отметить, что государь дал Рамиз-паше личную аудиенцию 19 декабря 1809 г. после полудня, что подтверждается соответствующей записью в Камер-фурьерском журнале) [198].

Как следует из специальной справки, составленной в Российском МИД по итогам визита Рамиз-паши в столицу, последний «приехал в С.-Петербург в надежде быть полезным обеим империям ускорением мира <���…> он хотел бы добиться прекращения нынешней войны, которую он считает полезной лишь для честолюбивых проектов третьей стороны. Он ходатайствует о применении прозорливой и великодушной политики, состоящей в предложении выгодных для его родины условий мира <���…>. В том случае, если эти соображения не будут признаны уважительными и если от Порты нужно потребовать жертв, то, вероятно, можно будет найти большее послушание в лице другой части [турецкой политической — В.П.] эмиграции» [199].

Иными словами, визит Рамиз-паши в Петербург окончился, по сути своей, безрезультатно. И хотя в дальнейшем он выдвигал еще ряд проектов (перенести мирные переговоры из Бухареста в Стамбул; немедленно заключить русско-турецкий военный союз; сформировать из бывших османских пленных вооруженный отряд в количестве не менее 2 тыс. чел. [200]и захватить с ним Журжево и Рущук, что «обеспечит прочный мир на русско-турецкой границе» и др.), все они были отклонены российской стороной практически без рассмотрения [201].

Не менее важным направлением политико-дипломатической деятельности османских генералов мы считаем их работу по урегулированию конфликтов между военнопленными и россиянами. В качестве примера можно сослаться на самое масштабное событие такого рода, которое имело место в июле 1812 г. в г. Валки Слободско-Украинской губернии. Правда, сам этот конфликт выходит за рамки предмета настоящей монографии и, к тому же, довольно детально освещен в трудах многих российских, турецких и украинских историков [202]. Поэтому мы ограничимся лишь кратким изложением сути произошедшего: 17 июля 1812 г. на почтовой станции г. Валки для смены лошадей остановилась некая Булычева, жена майора российской армии, следующая из Бухареста в Москву с двумя недавно окрещенными ее турчанками 8 и 11 лет (в православии Анна и Надежда). Близ станции находилось несколько османов, из числа расквартированных в городе военнопленных. Судя по всему, девочки не желали ехать в Россию и обратились к соотечественникам за помощью. Возмущенные действиями Булычевой турки отобрали у нее детей и, применяя насилие ко всем, кто пытался их остановить, забаррикадировались в одном из городских кварталов. Действия пленных были расценены как мятеж, который власти подавили уже на следующий день силами жителей города и уезда, вооруженных подручными средствами (цепами, вилами, кольями и т. п.). При этом было убито 380 турок (и 14 россиян), а 138 оставшихся в живых пленников арестованы в качестве зачинщиков бунта [203].