Давид Гримм - Воспоминания. Из жизни Государственного совета 1907–1917 гг.

По университетским же делам я имел случай беседовать и с непосредственным преемником П. А. Столыпина на посту председателя Совета министров, гр[афом] В. Н. Коковцовым. Из всех премьер-министров, с которыми мне приходилось сталкиваться, граф отличался наибольшей доступностью и предупредительной любезностью. К тому времени, когда он был назначен председателем Совета министров, я уже успел оставить пост ректора университета. Это развязывало мне руки. Все же, зная крайнюю щепетильность и осторожность графа, я избегал без крайней необходимости обращаться к нему по делам чужого для него ведомства.

Дела в Петроградском университете тем временем принимали все более печальный оборот. Разнузданность и произвол министра Кассо, доставшегося гр[афу] Коковцову по наследству после П.А. Столыпина, росли не по дням, а по часам. Верным помощником министра во всем, что он делал для разложения Петроградского университета, служил его товарищ, барон М.А. Таубе, сам бывший профессор

Петроградского университета, избранный на эту должность тем же юридическим факультетом, которому он впоследствии тщательно помогал наносить удар за ударом. По внешности он представлял прямую противоположность Л. А. Кассо. Сам министр был весьма внушительного роста, барон Таубе — ниже среднего. Это подало неунывающим россиянам повод говорить: «Министр у нас Кассос, а товарищ его — Малокассос». Умственно он был много ниже его. В нравственном отношении он являлся достойным партнером своего шефа.

Случай, который заставил меня обратиться к гр[афу] Коковцеву, был во всех отношениях из ряда вон выходящим. Нельзя было бы, при всем желании, найти более яркого подтверждения того, что не интерес дела, как ни ложно понимать их, а исключительно злобное желание покуражиться над университетом и над профессурой, соединенные с сознанием полной безнаказанности, что бы он ни вздумал натворить, руководили циником, поставленным во главе русского просвещения.

Вопрос шел о замещении двух кафедр на юридическом факультете Петроградского университета — кафедры энциклопедии и истории философии права и кафедры торгового права. Первую из названных кафедр занимал профессор] Л. И. Петражицкий. После избрания его членом Первой Государственной думы он выбыл из состава штатных профессоров и сохранил лишь звание сверхштатного ординарного профессора без содержания. Кафедра с тех пор формально считалась вакантной. Неоднократные попытки университета вернуть его после роспуска Первой думы в штат не увенчались успехом: препятствием в глазах министерства служило то, что он в числе других кадетов — членов Думы, подписал Выборгское воззвание [246] и подвергся за это судебной каре. Вторая кафедра освободилась за смертью профессора П. П. Цитовича. С тех пор лекции по торговому праву читал по поручению факультета приват-доцент А. И. Каминка.

Министр Кассо решил заместить обе кафедры в порядке назначения и предложил кафедру энциклопедии и истории философии права профессору Юрьевского университета Ф. В. Тарановскому, а кафедру торгового права — профессору Харьковского университета В. М. Гордону. Оба ученых ответили министру в том смысле, что они сочли бы возможным занять предложенные им кафедры в том только случае, если бы Петроградский университет почтил их своим избранием. Тогда министр прервал дальнейшие переговоры с ними.

Узнав об этом, юридический факультет Петроградского университета, естественно, до крайности встревожился. В состав его к тому времени входили уже четыре назначенных министром Кассо профессора: Н.Н. Розин, А. А. Пиленко, В.Ф. фон Зелер и В.М. Удинцов.

Особенно одиозный характер носило назначение последних двух лиц: В. М. Удинцов занял место устраненного министром из состава петроградской профессуры М.Я. Пергамента, В. Ф. ф[он] Зелер заменил устраненного тем же министром И. А. Покровского. Уже самый факт, что эти лица согласились занять кафедры устраненных из университета профессоров, бросал густую тень на них. Поведение их в факультете только усилило отрицательное к ним отношение: на каждом шагу сказывалось, что на первом месте для них стоит не интерес науки и учебного дела, не охрана достоинства университета, а личная воля министра, клевретами которого они являлись.

Было ясно, что министр собирался вновь усилить кадры своих ставленников, послушных исполнителей его велений, и вместе с тем ущемить профессора Петражицкого, низведя его на вторые, так сказать, роли, а приват-доцента Каминку и вовсе лишить возможности читать общий курс по торговому праву. Полный достоинства ответ, данный ему профессорами Тарановским и Гордоном, не менял дела. Не могло быть никакого сомнения, что министр не откажется от своего плана, что он просто начнет искать новых кандидатов, менее щепетильных в вопросах академической этики, более способных оценить, откуда ветер дует и чего от них требуется. Колебаний не могло быть: факультет должен был сделать все, что было в его силах, чтобы противодействовать новому наскоку на университет. Он должен был взять дело в свои руки и, не дожидаясь назначения новых профессоров, сделать новую попытку заместить формально вакантные кафедры в порядке избрания. Естественно, что единственными первоочередными кандидатами факультета, несмотря на отсутствие малейших шансов на утверждение их, могли быть только фактические заместители обеих кафедр: профессор Петражицкий и приват-доцент Каминка. Факультет высоко ценил громкое имя первого и большой опыт и знания второго. Оба были достойнейшими представителями науки, незаменимыми товарищами, прекрасными преподавателями. Обойти их при выборах было совершенно невозможно и по чисто моральным причинам: это значило бы утратить собственное лицо, отказаться от всех академических традиций, дать министру лишнее оружие в руки.