Давид Гримм - Воспоминания. Из жизни Государственного совета 1907–1917 гг.

Однако как Л. И. Петражицкий, так и А. И. Каминка, во внимание к создавшемуся положению, решительно отказались от выставления своих кандидатур. С редким благородством они заявили, что снимают свои кандидатуры, дабы не создавать этим лишних затруднений и не сыграть в руку министру. Они же указали в качестве наиболее желательных заместителей своих на профессоров Тарановского и Гордона.

После этого, естественно, выдвинулась кандидатура названных ученых. Оба пользовались заслуженной известностью как ученые, оба проявили чувства товарищеской солидарности, оба доказали, что вопросы академической этики не являются для них пустым звуком. В результате оба единственно были избраны факультетом и Советом университета и представлены на утверждение министра.

Казалось бы, что отказ в утверждении их не мог иметь места. Сам министр предшествующим обращением к ним признал их достойными занять кафедры в Петроградском университете. Все пути отступления были окончательно отрезаны у Кассо. Нельзя же было самый факт избрания, совершенный на точном основании закона, считать каким-то криминалом. Тем не менее сразу же после избрания профессоров Тарановского и Гордона поползли слухи, что они не будут утверждены, в наказание за то, что они не пожелали попасть в университет по назначению.

Тогда я решил обратиться к гр[афу] Коковцову, чтобы заблаговременно информировать его об истинном положении дела. Я составил меморандум, в котором подробно изложил всю историю вопроса, и попросил графа, при встрече с ним в Государственном совете, не отказать выслушать меня. Он сейчас же назначил мне день, когда он может принять меня у себя. Явившись к нему, я вручил ему заранее заготовленный меморандум и подробно обрисовал ему все перипетии дела, положение его в данный момент и основания, по которым, несмотря на все, возможность неутверждения избранных кандидатов не представляется мне исключенной.

Граф очень внимательно выслушал меня, поблагодарил за подробную и своевременную информацию и заявил, что он обратит особое внимание на дальнейшее движение дела.

Однако и гр[афу] Коковцову не удалось обуздать Кассо. Кончилось тем, что профессоры Тарановский и Гордон не были утверждены, а вместо них были назначены г.г. Грибовский и Никонов, которые полностью оправдали доверие своего начальства. В этом никто, знавший их, никогда и не мог сомневаться.

Что касается остальных председателей Совета министров, быстро уступавших друг другу место, то ни с кем из них мне лично не пришлось иметь дело.

Самым любопытным и поучительным процессом, который мне пришлось наблюдать в жизни преобразованного Государственного совета, я считаю постепенную внутреннюю метаморфозу этого учреждения, постепенное изменение психологии его. Вскользь об этом мне неоднократно приходилось уже упоминать. В настоящем очерке я попытаюсь представить более связную картину этого процесса, отметить общие предпосылки, главные этапы развития и общий внутренний смысл его. Да простит мне читатель, если при этом нельзя будет обойтись без некоторых повторений сказанного раньше.

Упомянутый процесс отнюдь не был чем-то случайным, мимолетным, лишенным сколько-нибудь серьезного интереса и значения. Для историка и социолога внутренние перемены в общественной среде играли не меньшую роль, чем внешние результаты, к которым они привели. Трагическое сцепление обстоятельств, доведших Россию до нынешнего ее состояния анабиоза, оборвало этот процесс, оно пресекло выявление осязаемых для постороннего глаза плодов его. Мало того, оно помешало ему дозреть до логического конца его. Но общая значимость процесса этим не умаляется.

По существу своему настоящий процесс являлся частным отражением более общего процесса, охватившего и втянувшего в свою орбиту как власть, так и всю русскую общественность, которой так или иначе успел коснуться новый представительный строй.

Всякий государственный строй характеризуется известными специфическими отношениями, устанавливающимися между властью и обществом и между отдельными органами власти — законодательными, исполнительными и судебными. Эти отношения воплощаются в определенных координированных системах действий. Благодаря повторности таких действий представление о них соединяется в нашем субъективном сознании с определенными оценочными о них суждениями. Последние в свою очередь ассоциируются с определенными эмоциями и волевыми импульсами: то, что стало для нас привычным, с чем мы успели связать наше поведение, наши интересы, зачастую и нашу политическую идеологию, начинает восприниматься нами не только как простой факт, но и как нечто должное. Этим, в практическом результате, создаются субъективные стимулы к совершению одних и к воздержанию от других действий. Словом, происходит то, что современная социология и теория права характеризуют как нормативную силу факта.