Вадим Волобуев - Иоанн Павел II - Поляк на Святом престоле

Сквозной темой его проповедей стала «Солидарность» — ее борьба и ее судьба. Иоанн Павел II не скрывал симпатий к распущенному профсоюзу, вгоняя тем самым в сильное беспокойство чиновников римской курии. «Он что, хочет войны и кровопролития? — в сердцах бросил Казароли, сопровождавший понтифика в поездке. — Он хочет свергнуть правительство? Мне приходится ежедневно объяснять властям, что мы не ставим такой цели» [836].

Уже вечером первого дня, служа литургию над гробом Стефана Вышиньского в кафедральном соборе Иоанна Крестителя в Варшаве, Иоанн Павел II цитировал «Тюремные записки» примаса, отметив, что усопший, по счастью, не застал «болезненных событий 13 декабря 1981 года» [837]. Войтыла пропел настоящую осанну архиепископу, назвав его примасом тысячелетия, то есть примасом, при котором польская церковь отметила круглую дату крещения страны. Но это словосочетание скоро было переосмыслено как указание на величие главы епископата.

процитировал Иоанн Павел II строки Словацкого, которые как никакие другие выражали душу Вышиньского.

На следующий день состоялся официальный прием важного гостя в Бельведере. У Ярузельского в буквальном смысле тряслись ноги. «<���…> во время этой встречи я отдавал себе отчет, что… стою перед лицом величия, — говорил он позднее. — Особенно после того, как увидел все эти толпы, эти миллионы падающих на колени. Я узрел коленопреклоненных людей, епископов, писателей, которые целовали ему ладонь. Весь этот климат захватил и меня» [839].

В приветственной речи первый секретарь принялся говорить о польско-советских связях и роли СССР в освобождении страны, а кроме того, взялся доказывать необходимость военного положения. Понтифик, в свою очередь, пустился в рассуждения о национальном суверенитете, об историческом прошлом (сделав упор на событиях конца XVIII века), об опасности ядерной войны и между прочим выразил надежду, что «общественное обновление будет доведено до конца, опираясь на принципы, выработанные в августе 1980 года и закрепленные в соглашениях» [840].

Это был образец дипломатического фехтования с обилием ложных выпадов. Каждый понимал, что за фразами о польско-советской дружбе и национальной независимости кроется совсем другое: Ярузельский намекал на восточного соседа, чья армия стояла на страже социализма в Польше, первосвященник же укорял его за бесхребетность, чуть ли не в лицо называя предателем. Акцент на событиях конца XVIII века служил прозрачным напоминанием о разделах Речи Посполитой, совершившихся не без участия польских изменников, так называемых «тарговичан» (участников Тарговицкой конфедерации, которые в 1792 году обратились за поддержкой к Екатерине II в своей борьбе против короля). В Бельведере, бывшем дворце царского наместника, эти речи звучали особенно показательно. Тем более что напротив, через дорогу, располагалось посольство СССР.

Потом была беседа с глазу на глаз, в ходе которой Войтыла открыто поставил вопрос об «узниках совести», томящихся в лагерях для интернированных. Ярузельский парировал, что в Польше не преследуют за взгляды (приведя в качестве примера публицистику Киселевского). Главный итог беседы: партийный лидер дал добро на встречу понтифика с Валенсой.

Об «узниках совести» Иоанн Павел II упомянул и в проповеди на варшавском стадионе 10-летия, где собралось, говорят, до полутора миллионов человек. Прямо под боком у властей, формально еще не отменивших военное положение, прозвучало заявление папы, что он получает множество писем с родины, в том числе от интернированных, и что эти письма утверждают его в убеждении: Бог все больше побеждает в человеке.

Проповедь на стадионе явилась как бы развернутой версией речи, произнесенной в Бельведере. Вновь звучали отсылки к прошлому, особенно к концу XVIII столетия и к периоду Второй мировой войны, а еще к международной ситуации и положению в Польше. Войтыла говорил о моральном торжестве, которое всегда на стороне правых. Не это ли жаждали услышать от него земляки, погруженные в безысходность после подавления «мирной революции»? [841]

В Ченстохове Иоанн Павел II пошел еще дальше. Он заговорил о помощи пострадавшим от гонений, которую несла польская молодежь — несла всем «интернированным, заключенным, уволенным с работы, а также членам их семей». Это и называется «солидарность» — резюмировал понтифик [842].