Вадим Волобуев - Боги грядущего

Человечек вдали — меньше ногтя. В левой руке у него — кривая палка, правую завел назад, к мешку на спине и тут же изящно поднял ее над головой. Потом опустил, прикрыв ладонью правую щеку, сложил пальцы щепотью и поднес к уху — сотворил заклинание.

Ездовые собаки его заходились лаем — чихвостили волков, шедших с подветренной стороны: серые спины хищников так и мелькали меж сугробов. В небе разливалось сияние: колыхались, выгибаясь, разноцветные сполохи, растекались молочные потоки, загоралась багровая заря.

Человечек опустил правый локоть, потом снова завел руку за спину. Один из волков вдруг подпрыгнул, вскинув передние лапы, и хряпнулся в сугроб. Остальные прыснули в стороны, рассыпались полукругом, заметались суматошно.

— Эк! — крякнул Сполох. — Ловко он его!

Незнакомец прикоснулся кончиками пальцев к правому уху, вытянул вперед левую руку — и еще один волк, задрав лапы, зарылся в снег.

— Аааааааааааа! — вдруг заорал Огонек. Сорвавшись с места, он запрыгнул в сани, ударил остолом собак и принялся суетливо разворачивать упряжку, шаря вокруг обезумевшим взглядом.

Старик Пламяслав потянул правый повод, пятками понукая лошадь, замахал рукой, отводя порчу. Просипел неистово:

— Великий Огонь, спаси и сохрани! Отведи злые чары и всякую нечисть, избавь от наветов и сглаза, будь нам отцом и матерью! Великий Огонь, не оставь заботой…

Головня, перепугавшись, поднял лошадь на дыбы, ухватился за плеть, висевшую на запястье, хлестанул по мохнатому боку.

— Пошла, пошла, родимая! Выноси!

Взметнув белую порошу, лошадь помчалась прочь — подальше от страшного места, где чародей крушил заклятьями волков. Духи снега и мороза ударили Головне в лицо, студеная серая мгла сомкнулась перед глазами, крылатые демоны замелькали вокруг. Загонщик прижался к холодной шерстистой шее кобылы и крепко сжал поводья, напрочь забыв о товарищах и о деле, ради которого оказался посреди тундры. Все его мысли теперь были лишь о спасении.

А сзади, словно глас с небес, доносилось:

— От болезни и порчи, от недобрых людей, от искушения и коварства — спаси и сохрани!

Снежная пыль вдруг извергла из своей утробы Сполоха на белоглазой кобыле. Сын вождя лихо натянул поводья и грянул, полный лихорадочного восторга:

— Чтоб мне провалиться, хо-хо, если мы не встретили колдуна!

И тут же пропал в серой мгле.

Устрашенные, они разбегались как зайцы. Злобный бог разметал их по тундре, расшвырял кого куда, окружив своими коварными приспешниками — духами тьмы и холода. Черные демоны закрыли небо — не осталось ни просвета, ни трещины. Надвинулись сумерки — время злобного Льда.

Головня устал нахлестывать лошадь и остановился, озираясь. Кобыла потянулась было носом к снегу, распаренная, жаждущая влаги, но седок взнуздал ее, похлопал по мокрой шее — не хватало еще застудить животину. Вокруг не было ни единой души: ни колдуна, ни волков, ни родичей. Одна лишь снежная равнина и едва заметные холмы вдалеке.

Слова заговора сами полились из уст:

— От сглаза и порчи, от наветов и обмана… От демонов болезней и страха… спаси и сохрани. Спаси и сохрани…

Он привстал на стременах, посмотрел вдаль, шмыгнув носом. Из головы все не выходили волки, сраженные неведомой силой. Силен колдун!

Подраспахнув меховик, Головня нащупал старый материн оберег — скукоженный черный комочек, весь в царапинах, твердый как камень. Опасливо зыркнув туда-сюда, приложился губами.

Колючий морозный воздух хватал за щеки, ел глаза. Повсюду, куда ни кинь взгляд, — однообразные снежные бугры, словно застывшая рябь на воде.

Головня соскочил с лошади, взял ее под уздцы, крикнул что есть силы:

— Эй, люди! Слышит меня кто?

Тишина.

Вот же досада! Один посреди тундры — хуже не придумаешь. Не место здесь лесовику, в этом проклятом месте, среди вздыхающих камней и носящихся повсюду духов смерти. Да и зверолюди опять же… Наткнешься на них — поминай как звали. Сожрут в один миг.

Головня постоял, всматриваясь в полумрак, сокрушенно покачал головой. Что же делать? Придется возвращаться. Авось колдун уже ушел. Где еще искать своих?

Он вздохнул и повел усталую, кротко моргающую кобылу. А чтобы тишина не давила на уши, принялся рассуждать вслух:

— Может, не колдун это был, а? Может, ошиблись мы? Демоны водят, без них тут не обошлось. Сначала гололедица, потом коров обрюхатели, теперь вот это… Огонек, сволочь, сбил с панталыку. Да и Пламяслав подкачал… Эх, старик! Не тот ты стал. Дурной, взбалмошный, пугливый. Я-то тебя другим помню. Совсем другим.