Дмитрий Мачинский - Скифия–Россия. Узловые события и сквозные проблемы. Том 2

Высказанное предположение подтверждается следующим эпизодом саги. После смерти Эйстейна «Ульвкель сидит на севере в Алаборге». Затем он приезжает в Альдейгьюборг дабы предъявить свои права на государство Хергейра (поскольку он женат на Ингигерд, по его мнению, дочери Хергейра и воспитанице Скули, а на самом деле – одноименной рабыне). После отпора со стороны Исгерд Ульвкель отправляется «домой и собирает войско». Брат Исгерд «Сигмунд отправился тотчас на север за ним, и встретились они там, где зовется Кракунес, и вступил тотчас в битву с ним». Из этой битвы на воде (что очень важно!) «Ульвкель бежал на одном корабле… в Норвегию» (Hálfdanar saga Eysteinssonar: 106–107).

Совершенно очевидно, что наречию þegar – «тотчас» (т. е. непосредственно вслед за Ульвкелем, что вынудило бы нас искать Кракунес между Альдейгьюборгом и Алаборгом) нельзя придавать датирующего значения. Из текста следует, что Ульвкелю необходимо было известное время, чтобы собрать войско и выступить с ним против своих преследователей. Двукратное использование наречия þegar в этой фразе является чем-то вроде стилистического приема, способствующего последовательному изложению разновременных событий.

Krákunes означает «Мыс вороны», «Вороний мыс». Издатель саги Ф. Р. Шрёдер считает, что это – вымышленное имя. Но такой мыс и ныне известен как мыс Воронов (Воронок) [25] Заметим, что «воронья» топонимия издревле характерна для Волховской губы: чуть северо-восточнее устьев Волхова и Сяси в губу впадает речка Воронега (Воронаи), к которой отступили шведы во время их нападения на Ладогу в 1164 г. (НПЛ 1950: Синод. сп.: 31; Комис. сп.: 218). и расположен в 19 км от устья Волхова на северной оконечности острова Птинов, ограничивающего с запада Волховскую губу и представляющего собой удобнейшую точку для контроля торговых путей и для морских засад [26] Как явствует из логики военных действий, вероятно, именно Птинов под именем «островлець» упоминается в летописном рассказе о нападении еми на Приладожье в 1228 г. (НПЛ 1950: Синод. сп.: 65) и под именем «остров» в рассказе «Хроники Эрика» о нападении на Приладожье шведов в 1300 г. (Рыдзевская 1978: 114–115, 120). .

Видимо, у этого-то мыса и разместил свой флот Ульвкель, не смея непосредственно атаковать Ладогу, но угрожая ей «морской блокадой». Здесь-то и произошла его битва с обнаружившим его ладожским флотом, отсюда, проиграв битву, и мог бежать Ульвкель только на запад, так как путь на восток был перекрыт ладожанами, а путь прямо на север, в открытое Ладожское озеро, был, как известно, чрезвычайно опасен.

Итак, Алаборгу должен соответствовать занимающий важное стратегическое положение укрепленный пункт, географически и политически тесно связанный с Альдейгьюборгом – Ладогой, находящийся (по суше) на восток или юго-восток от нее и одновременно связанный с ней более длинным водным путем, направленным на начальном отрезке к северу от Ладоги. Из того, что морские викинги предпринимали нападение на Алаборг по суше, можно заключить, что водный путь к Алаборгу был труднопроходим для дракаров (пороги?). Алаборг должен был располагаться неподалеку от Ладоги, иначе бы Ульвкель не смог за один сезон съездить из Алаборга в Ладогу на переговоры, вернуться домой, выплыть с флотом в Ладожское озеро, сразиться и успеть добраться до Норвегии.

Олонец, отождествленный Г. В. Глазыриной с Алаборгом, не соответствует этой сумме условий. Во-первых, тождество Олонец – Алаборг игнорирует указание саги на сухопутный путь на восток от Ладоги. Во-вторых, сухопутный путь от Ладоги на север к Олонцу крайне неудобен, равен по расстоянию водному и превосходит его по времени. В-третьих, в районе Олонца нет ни одного городища древнерусского времени. В-четвертых, он находился в стороне от основных торгово-военных путей; этот район расположен на периферии приладожской курганной культуры конца IX – начала XII в., погребальные памятники кото-рой появляются на Олонце лишь в середине X в. и не отличаются особой яркостью.

Белоозеро, отождествленное с Алаборгом Б. Клейбером и Г. Шраммом, также не соответствует необходимым условиям. Во-первых, туда не было непрерывного водного пути, а реальный водный путь от Ладоги к Белоозеру проходил через три бурных озера, через пороги и волок и составлял около 420 км. Во-вторых, сухопутный путь от Ладоги к Белоозеру долог и труднопроходим; он пролегал бы через девственные леса Вепсовской возвышенности, где и ныне нет приличной дороги, и составлял бы по прямой 320 км. Главное же, Белоозеро не подходит потому, что, находясь в Волжском, а не в Невском (как Ладога и Новгород) бассейне, оно ни географически, ни экономически, ни политически никогда не было тесно связано с Ладогой и Поволховьем, входя в состав Ростовской (позднее – Владимиро-Суздальской), а не Новгородской земли. Что касается летописного сказания о правившем «на Беле озере» варяге Синеусе, брате ладожско-новгородского князя Рюрика, то здесь речь идет не о поселении, а об озере, о некоей местности около «Белого озера». А «Белым озером» в скандинавской традиции XIII–XVII вв. (и, вероятно, много раньше) называлась вся водная система Ладожское озеро – Свирь – Онего, и в первую очередь само Ладожское озеро (Мачинский 1986: 15–19, карта на с. 13). Так что и ладожско-новгородская легенда «о призвании варягов» ничего не говорит о связи поселения Белоозеро с Ладогой; скорее, можно предположить, что сам Синеус осел где-то в Юго-Восточном Приладожье.