Дмитрий Мачинский - Скифия–Россия. Узловые события и сквозные проблемы. Том 2

В целом, исходя из суммы сведений, нерева/норова Повеличья и Полужья предположительно занимала следующие социальные ступени в структуре Русского государства IX–XI вв.: а) данники, поставляющие меха, рыбу и пр. («норова», платящая дань «руси» в IX–X вв.); б) тягловое сельское земледельческо-скотоводческо-промысловое население, платящее дань продуктами и несущее с X в. разные повинности («норовъскые смерды», обязанные данью и работой «от начала» и «из веков вечных» князю и Пскову, Ольгины «по Лузе оброки и дани», «деревеньки Норововы» по Луге); в) население протогородских и городских центров (Неревский Конец в Новгороде), возможно поставляющее воинов в состав городского войска («норовские стрельцы» в Пскове XV в.); г) участие в общерусском и новгородском ополчении; д) высшая военно-торговая и служилая аристократия в крупнейших городах и крепостях Руси, иногда входящая в «старшую дружину», ощущающая, видимо, себя «русью» (Искусеви, Каницар, Чудин, Тукы, Неревин) и, вероятно, связанная с неревской знатью на местах; е) особой функцией, которой обладали, по мнению славяно-русов, все финны, вся «чудь», считалось колдовство (большинство волхвов и кудесников происходило из финской или финнизированной среды) (ПВЛ 1950: 117–121).

Встает вопрос, была ли также финноязычной и восточная часть носителей культуры длинных псковско-боровичских курганов, называвшаяся, судя по топонимическим данным XIII–XV вв., морева/мерева и жившая по Верхней и Средней Ловати, у истоков Полы, Западной Двины и Волги и почти по всей Мсте? Мощный пласт финской гидронимии, в частности безусловно финская этимология названия «Мста», говорит в пользу финноязычности моревы. Весьма важным свидетельством является также название области у истоков Волги, Двины и Днепра, сохраненное ПВЛ, – «Оковьский лес», т. е. «лес рек», если, как принято считать, «ока» восходит к финскому joki/jogi – «река». Поскольку с юга в эту область проникали славо-балты кривичи, ясно, что подобное название могло быть усвоено русью лишь при движении с севера, где у истоков Волги и Западной Двины и фиксируется морева.

В восточной части массива культуры длинных псковско-боровичских курганов процессы русо-славянизации протекали медленнее, местное население меньше вовлекалось в жизнь немногочисленных административных и протогородских центров «руси», и поэтому здесь возникали такие местные образования, как «рядок Морева-Руса» с центром в городке Морева на р. Моревка, на пути с Полы на верхнюю Волгу (XIV–XV вв.). Образчиком подобной же «финской руси», но уже на мордовских землях, является «Пургасова русь», зафиксированная в XIII в. к востоку от Нижней Оки. Лишь в отношении самой южной группы памятников культуры длинных псковско-боровичских курганов (в Верхнем Повеличье, в верховьях Дриссы и Ловати), насыщенной южными элементами тушемлинской культуры, можно предположить, что ее носители уже в V–VI вв. говорили на прабалтославянских или балтских диалектах.

Совершенно особый пограничный скандинаво-русско-финский этносоциум, культурно связанный с Нижним Поволховьем, составляло обособленно существовавшее с конца IX по начало XII в. население Юго-Восточного Приладожья, оставившее яркую приладожскую курганную культуру и с наибольшей вероятностью отождествляемое с кюльфингами-колбягами письменных источников (Мачинский, Мачинская 1988: 42–45; Мачинский 1988).

Подводя итог, надо отметить, что на «средних уровнях» этносоциальной стратиграфии формирующейся северорусской государственности безусловно доминировало славянское и славобалтское население, которое в силу своих этнопсихических и социально-экономических особенностей, подкрепленных постоянным притоком славянского населения с юга, успешно ассимилировало как субстратные, так и адстратные (и в хронологическом, и в социальном отношении) этносоциогруппы (в частности, социальную верхушку, в которой до середины X в. преобладали потомки скандинавов). Финские же этногруппы северо-запада включались во все уровни формирующейся государственности, доминируя, однако, на нижнем и, местами, на срединном [18] Нужно ли подчеркивать, что понятия «нижний» и «верхний» здесь не несут како-го-либо оценочного характера, что все уровни одинаково важны в системе государства, что в других местах Европы эти же этногруппы занимали другие социальные уровни?! . Какая-то часть финноязычного населения сохраняла, а иногда даже консолидировала в составе Руси свою этническую самостоятельность, другая часть славянизировалась и входила в состав древнерусской народности и, позднее, русского населения северо-запада. Потомки древних финских этногрупп северо-запада Руси вошли и в состав русских, и в состав вепсов, южных карел, ижоры и води, и в состав появившихся здесь в XVII в. ингерманландских финнов.