Мария Тендрякова - Охота на ведьм. Исторический опыт интолерантности

Подобные лингвистические процессы как предтечу террора описывает Виктор Клемперер, говоря о «Языке Третьей Империи» 1930-х годов: тогда все повторяли слова «расово чуждый», «чистокровно германский», «расово неполноценный», «нордический», «осквернение расы», не особо вникая в их смысл. Тем временем расовая идеология вместе со словами проникала в сознание добропорядочных обывателей, которые искренне возмутились бы, если бы кто-либо уличил их в человеконенавистничестве: «Язык, который сочиняет и мыслит за тебя…» [15] Klemperer V. LTI. Notizbuch eines Philologen. Leipzig: Reclam, 1968. Издание на русском языке: Клемперер В. LTI. Язык Третьего рейха: Записная книжка филолога / пер. с нем. А.Б. Григорьева. М.: Прогресс-Традиция, 1998.

Об еще одном тревожном признаке готовности общества к «охоте на ведьм» свидетельствует серьезное оскудение социальной палитры: многообразие течений, обществ, партий, групп, мнений, общественных организаций сворачивается, обесцвечивается и поляризуется по принципу «если вы не с нами, то – против нас». И объясняются стороны, уже прибегая к вышеупомянутому лексикону ненависти. Вместо многоголосья мнений есть только «правильное» и «вражеское».

Побеждает риторика очень коротеньких и простых истин: «надо быть патриотами», «фашизм не пройдет», «возродим истиные ценности» или «славянское братство». Конечно же, есть те, кто не мирится с примитивной картинкой, они говорят и пишут в СМИ: позвольте, давайте разберемся, что такое «патриотизм в текущей ситуации», и на кого там сгоряча навесили ярлык «фашиста», и кто, собственно, сказал, что патриотизм обязательно должен носить военную форму?.. Но оказывается, что читать длинные статьи, вникать в полемические выступления – удел меньшинства. А мысли-слоганы работают с массами.

И все это хорошо узнаваемые составляющие зелья, которое называется «охотой на ведьм» – в каком бы веке оно ни заваривалось, кого бы ни назначило общество на роль «ведьмы». И всеми этими подробностями переполнены новостные ленты России. Но когда такая не маленькая страна уже в который раз вступает на путь «священной войны», заболевает шпиономанией или «ведьмоманией», делит мир на «своих» и «врагов», она увлекает в эту черную дыру и других. И вот уже и в Европе, и Америке консерваторы всех мастей чувствуют себя уверенней, поднимают на щит свой местный патриотизм, возмущаются засильем мигрантов, требуют чистоты национальных ценностей, требуют суровых мер к… Все – то же самое, в разных масштабах и разнообразных культурных интерьерах, не стоит повторяться.

Можно разыгрывать национальную карту, можно – религиозную. Интолерантность – это не позиция, это дорога, которая ведет в «Исламское государство».

Новости на злобу дня рассматриваются сквозь «очки» истории. То, что происходит на улице за окном, – это тоже история, но история несвершившаяся. В отличие от истории в плюсквамперфекте, эта история не чужда сослагательного наклонения. У настоящего есть шанс измениться и изменить будущее.

Но для этого надо как минимум пропустить настоящее через опыт прошлого и опознать в сиюминутном вечное, в том числе и вечные заблуждения.

В эпоху глобализации любая «охота на ведьм» особенно заразительна и опасна.

М. Тендрякова

27 августа 2015 года – 2019 год

Москва

По последним данным, более ранние свидетельства о процессах против колдунов на юге Франции начиная с 1320 года оказались фальшивкой. Сообщения же о подобных процессах, проходивших около 1400 года, в настоящее время квалифицируются как обратные проекции хронистов, писавших в более позднее время (см.: Шверхофф, 1996).

Сам Лоэр с семьей едва спасся, бежав в Амстердам. Там он написал книгу, в которой описал подноготную судебных процессов над ведьмами и судей-убийц, в частности Ф. Бюирмана. Опасаясь репрессий, Лоэр не публиковал свою книгу, пока ему не исполнился 81 год (Роббинс, 1996, с. 53—254).

В историю К. Лоос вошел как автор трактата, осуждающего демономанию и обосновывающего несостоятельность охоты на ведьм. Этот трактат в 1592 году был уничтожен инквизицией прямо в типографии. В течение трехсот лет эта работа считалась погибшей (пока не была в конце XIX века частично обнаружена), но все годы о ней помнили, на нее ссылались, с ней полемизировали. Одна лишь память о трактате К. Лооса вела войну с мракобесием (см.: Роббинс, 1996, с. 250–251).