Леонард Мосли - Утраченное время [Как начиналась вторая мировая война]

Сомневавшихся в правильности политики Чемберлена не воодушевляло и отношение Соединенных Штатов. Они подозревали, и вполне правильно, что Америка будет стоять в стороне, если действительно начнется война. «Если в Европе начнется война между либеральными и тоталитарными государствами, — заявлял Герберт Гувер, — единственная надежда сохранить демократию заключается в том, чтобы мы остались вне войны».

Эти соображения в значительно меньшей степени сказывались на общественности, которая сильно возмущалась действиями Гитлера, чем на членах так называемой «правящей группировки», на влияние которой рассчитывал Чемберлен, чтобы получить поддержку своей политики умиротворения. Их преследовали страхи и сомнения; они исключали всякие перспективы поддержки со стороны Соединенных Штатов; их преследовал призрак развалившейся империи и Европы, ставшей жертвой коммунизма. Но больше всего их мучил страх перед войной. Слишком хорошо пророки Армагеддона сделали свое дело. В качестве примера можно привести следующий случай. Один из самых усердных сторонников установления «взаимопонимания» с Германией Томас Джонс, близкий человек для большинства лидеров консервативной партии, летом 1938 года пришел к убеждению, что нужно решительно воспротивиться устремлениям Гитлера. Однако он был очень скоро загнан обратно в число умиротворителей посредством простейшего страха, вызванного спектаклем, устроенным полковником Линдбергом. 29 сентября он писал в своем дневнике, что после своего разговора с Линдбергом он опять пришел к тем, кто стремится сохранить мир любой ценой, пз-за картины, нарисованной Линдбергом, и из-за его убеждения, что демократические страны будут разгромлены в войне.

В этой атмосфере неподдельного страха — ибо предельный срок, установленный Гитлером, истекал в два часа пополудни 28 сентября — члены палаты общин собрались в полдень того же дня, чтобы заслушать сообщение Чемберлена о его попытках урезонить Гитлера. Он описал поездку Вильсона в Берлин, говорил о послании, которое направил фюреру, и сообщил, что обратился к Муссолини с просьбой использовать свое влияние на Гитлера, чтобы предотвратить угрожавшую Европе катастрофу.

Член парламента и неумолимый противник политики Чемберлена сэр Гарольд Никольсон в то время дал самое лучшее описание этого эпизода: «28 сентября 1938 года. В 2 часа 15 минут я подошел к зданию парламента, пройдя через Трафальгарскую площадь и мимо Уайтхолла. Вокруг фонтанов воркуют голуби, а ребятишки кормят их. Мой спутник говорит: «Детей пришлось бы эвакуировать немедленно, как и голубей». Когда мы подошли ближе к зданию парламента, там уже собралась большая толпа; люди несли свежие цветы к подножию памятника погибшим во время первой мировой войны. Над толпой стояла глубокая и тревожная тишина. Люди смотрели на нас оцепенелыми и пытливыми глазами...»

В палате общин: «Мистер Чемберлен медленно поднялся на свое место и разложил ‘перед собой текст речи. Палата утихла в молчаливом ожидании... Чемберлен начал с хронологического изложения событий. Он говорил спокойным и размеренным тоном в абсолютной тишине притихшей палаты. Хронологическая последовательность в его выступлении усиливала драматизм напряжения... Он начал рассказывать нам о его последнем призыве к Гитлеру и Муссолини. Я взглянул на часы. Было двенадцать минут пятого. Премьер-министр говорил уже ровно час. Я заметил, Лкак какую-то бумагу на бланке Форин Оффиса быстро передавали по ряду, где находятся места для членов правительства. Сэр Джон Саймон прервал премьер-министра. Премьер-министр поправил пенсне и стал читать переданный ему документ. Он поднял голову, и свет с потолка осветил его лицо. Морщины озабоченности и усталости словно вдруг сгладились; торжествующий, он показался лет на десять моложе. «Гитлер, — сказал он, — только что согласился отложить мобилизацию в Германии на двадцать четыре часа и встретиться со мной на конференции с Муссолини и Даладье в Мюнхене». Я думаю, это был один из самых драматических моментов, которые мне когда-либо пришлось видеть. На несколько секунд в зале воцарилась мертвая тишина. И затем весь зал встал, чтобы приветствовать успех, достигнутый Чемберленом».

С балкона для иностранных гостей и дипломатов посол США Кеннеди излучал сердечное одобрение действий Чемберлена; как и некоторым другим лицам, близким к Чемберлену, премьер-министр довольно прозрачно намекал ему на такой исход еще несколько дней назад. Всем присутствовавшим, слушавшим выступление Чемберлена, показался случайным совпадением тот факт, что это сообщение поступило от Гитлера; однако это было далеко не случайно: теперь почти не осталось сомнений в том, что Чемберлен еще до того, как начал свою речь, знал о предстоящей конференции в Мюнхене и о возможности заявить об этом в ходе своего выступления. Вечером 27 сентября, когда Гораций Вильсон, по его собственному выражению, «приполз обратно» после встречи с Гитлером, чтобы доложить кабинету, что тот обманул их ожидания, премьер-министр защищал его от озлобленных нападок отдельных членов кабинета. После этого он отвел Вильсона в сторону и сказал ему: «Вы не должны беспокоиться. Я думаю, что вы поступили совершенно правильно». А немного спустя он вызвал Вильсона к себе: «Я все обдумывал создавшееся положение. И при создавшихся условиях, думаю, было бы хорошо, если бы мы встретились — Гитлер, Муссолини, я и Даладье. Необходимые меры приняты».