«Я спросил Даладье и Леже, — пишет Масаржик,— ожидают ли они какого-либо заявления или ответа на это соглашение от нашего правительства. Даладье заметно запервиичал. Господин Леже ответил, что четыре государственных деятеля не располагают временем. Он поспешно, как бы между прочим, добавил, что от нас не требуется никакого ответа, поскольку участники рассматривали решение как принятое чехами».
Сэр Гораций Вильсон взглянул на своего шефа, который опять начинал зевать. «Идемте, джентльмены, — сказал он. — Уже очень поздно. Я уверен, мы все, должно быть, устали».
Последовало неловкое молчание, затем Чемберлен повернулся и направился к двери, за ним последовал Даладье.
Возвращаясь около трех часов утра в свою гостиницу «Четыре времени года», Алексис Леже обсуждал события прошедшего дня с другим членом французской делегации, помощником военно-воздушного атташе капитаном Полем Стэленом.
Стэлен, как и Леже, понимал всю трагичность этого соглашения. Он в свое время служил в Праге, хорошо узнал и полюбил чехов. Понимая последствия для Франции и всей Европы от этого бескровного поражения, он все же верил, что все это было сделано из лучших побуждений, что в этот момент Франция не могла идти на войну и надеяться на победу. Хотя эти стороны вопроса были совершенно ясны, Мюнхен имел более широкие аспекты; на некоторое время он отвратил войну, которой Стэлен, как и каждый француз, боялся. «Все равно это соглашение является облегчением», — сказал он.
Леже некоторое время молчал, затем ответил: «О конечно, облегчение! Как будто свой кишечник опорожнил в свои же штаны».
История, кажется, подтвердила, что это была довольно верная аналогия Ч
1Западные державы — Англия, Франция и США — не поддержали настойчивых предложений Советского правительства, направленных на выработку практических мер для пресечения фашистской агрессии. Придерживаясь политики «канализации» захватнических планов гитлеровской Германии на Восток, они стали на путь сговора с фашистами за счет Чехословакии. Наиболее активно в этом направлении действовали правители Англии. Мюнхенское соглашение о расчленении Чехословакии явилось венцом их позорной политики попустительства германской агрессии, открыло путь второй мировой войне. «Принося в жертву Гитлеру Чехословакию, — писал позднее известный американский публицист У. Липпман, — Англия и Франция в действительности жертвовали союзом с Россией». Это делалось, по его словам, «в последней тщетной надежде, что Германия и Россия будут воевать друг с другом и истощат себя». (W. Lippman. US Foreign Policy. Shield of the Republic. Boston, 1943, pp. 104, 116.) Новые документы о подготовке фашистской Германии к нападению на СССР («Распоряжение Бормана») см. в статье П. А. Жилина «Легенда о «превентивной войне» — оружие империализма» (Коммунист № 1, 1972, стр. 114—115.) —Прим. ред.
ДОРОГА НА ПРАГУ
1. «Сколько будет длиться этот фарс?»
Было 3 октября 1938 года. Уже в течение сорока восьми часов германская армия занимала районы Судетской области в Чехословакии. На всем пути продвижения войск царили полный хаос и неразбериха. Вооруженные силы Германии, которые произвели столь сильное впечатление на полковника Линдберга и государственных деятелей Англии и Франции и сейчас вступали в Чехословакию сразу после подписания Мюнхенского соглашения, напоминали человека, выходящего по звонку открывать парадные двери и на ходу застегивающего штаны. Молено только предполагать, что произошло бы на самом деле, если бы немцам пришлось с боями пробивать себе дорогу в Чехословакию.
Как заметил немецкий генерал Вальтер фон Рейхенау, достаточно было одного чешского крестьянина, вооруженного мушкетом, чтобы задержать всю армию. Рейхенау был одним из тех немногих офицеров генерального штаба, которые отличались ревностной приверженностью к нацизму, восхищались Гитлером и полностью поддерживали его. Вмазалось немыслимым, чтобы он когда-либо усомнился в правильности политики фюрера или тем более стал противодействовать ее осуществлению; поэтому никто из генералов, его коллег, никогда и не думал о том, чтобы втянуть его в планы осуществления заговора против Гитлера в те напряженные недели накануне Мюнхена. Он бы с презрением отверг их предложение, если бы заговорщики обратились к нему, ибо у него, в противоположность коллегам, никогда не было опасений, что западные союзники могут начать войну из-за вторжения немцев в Чехословакию. Он, как и Гитлер, безоговорочно верил, что демократические государства слабы и прогнили, и был убежден, что западные державы не начнут войну ни при каких обстоятельствах, разве только если они сами непосредственно -подвергнутся прямому нападению — обстоятельство, которое вряд ли возникнет.
Читать дальше