«Это возмутительно! — закричал он. — Это жестоко и преступно глупо! Вы не только предаете нашу страну, но приносите в жертву и наши оборонительные сооружения. Смотрите, вот наша линия обороны, и здесь, и здесь, и здесь! — указывал он пальцем на карте. — И все отдано нацистам».
Улыбка сползла с лица Вильсона.
«Извините, но спорить бесполезно, — сказал он. — У меня нет времени слушать вас. Я должен вернуться к своему шефу». И он поспешно ушел, оставив чехов в гневном отчаянии. В это время прибыл еще один член английской делегации — Фрэнк Эштон-Гуэткин. Он был в составе миссии Ренсимена в Чехословакии этим летом и оказался полностью обведенным вокруг пальца руководителем судетских нацистов Конрадом Генлейном; в своем донесении Форин Оффису он изобразил Генлейна как «искренне'го и честного человека» в тот самый момент, когда этот нацист по указанию Гитлера проводил особенно активную кампанию лжи и клеветы. Теперь Эштон-Гуэткин влетел в приемную, чтобы подтвердить сделанное Вильсоном сообщение, что соглашение достигнуто. «Вам следует быть готовым к значительно более тяжелым условиям, чем вы, возможно, предполагали», — добавил он.
«Но пострадаем не только мы, пострадают также Франция и Англия, если они позволят провести это в жизнь, — сказал Губерт Масаржик. — Вы нас предаете со всеми потрохами, но вы вместе с тем предаете и свою безопасность. Можете ли вы нас выслушать?»
«По меньшей мере вы должны быть признательны за нашу искренность, — жестко парировал англичанин. — Не очень легкое дело вести переговоры с Гитлером. Если вы не согласны с решением, вам придется улаживать свои дела с Германией в полном одиночестве. Может, французы будут выражаться более любезным языком, но я заверяю вас, что они разделяют нашу точку зрения. К Чехословакии они теперь не проявляют интереса».
«Да поможет им бог!» — воскликнул Маетны.
Итак, с этим покончено. Гитлер получил то, чего хотел. Чемберлен и Вильсон добились желаемого. Добился своего и Жорж Боннэ.
Немецкие генералы, готовившие планы бунта против Гитлера, отбросили их в сторону — и с некоторым презрением, но все же приветствовали человека, который мог выигрывать войны без сражений. Даже такой мудрый государственный деятель, как президент Рузвельт, решил, что Мюнхен рассеял тучи над народами, и счел нужным послать Чемберлену поздравительную телеграмму, которую Кеннеди поспешно повез на Даунинг-стрит, 10. Однако Кеннеди, хотя и одобрял действия Чемберлена, по крайней мере понял, какие последствия они могут повлечь за собой в будущем. «В тот же день, получив телеграмму, я направился на Даунинг-стрит, 10,— писал он позднее,— но вместо вручения Чемберлену телеграммы, как это обычно было принято, я ее зачитал ему. У меня было такое чувство, что когда-нибудь эта телеграмма будет тревожить Рузвельта, и я оставил ее при себе».
Только в Чехословакии да в сердцах дальновидных людей за рубежом болью отозвалось известие о только что совершенном преступлении. Эдуард Да ладье (потом ему пришлось признаться: «Я чувствовал себя Иудой») хотел, как трус, избежать этой заключительной сцены; он сообщил своей делегации, что не в состоянии встретиться лицом к лицу с чешскими представителями, которые все еще ожидали решения в приемной.
Невиль Чемберлен не чувствовал подобных угрызений совести. Немного раньше он с легкостью предложил, чтобы Даладье вылетел в Чехословакию и лично сообщил о принятом решении президенту Бенешу. Чемберлен не мог понять, почему так гневно загорелись глаза француза, когда он наотрез отказался от этой миссии. Пока Даладье набирался храбрости, Чемберлен проворно привел свою делегацию в зал заседаний, откуда только что с триумфом вышли Гитлер и Муссолини.
Ввели представителей Чехословакии. «Нас привели в зал, где до этого проходило совещание, — писал впоследствии Масаржик. — Здесь находились Чемберлен, Даладье, Вильсон, Леже, Эштон-Гуэткин, Маетны и я. Атмосфера была угнетающая: словно нам должны были зачитать приговор. Французы, явно нервничавшие, казалось, старались сохранить свое достоинство. После долгой вступительной речи Чемберлен вручил текст соглашения доктору Маетны».
Когда Маетны читал текст, Чемберлен сказал, что, возможно, соглашение и неприятное, но благодаря ему удалось избежать войны, и добавил, что, во всяком случае, с этим уже согласились великие державы. Маетны п Масаржик заметили, что теперь Чемберлен часто зевал и, казалось, слышал очень немногое из того, что они говорили.
Читать дальше