Андрей Бесков - Восточнославянское язычество - религиоведческий анализ

В чём же причина связи яйца как ритуального предмета и Юрьева дня? Яйцо часто рассматривается как символ жизни, возрождения, дремлющих плодотворных потенций. Но в описанных случаях такая трактовка не подходит. Здесь яйцо выступает в роли апотропея, жертвы, ритуальной еды с неизвестными, но освящёнными традицией функциями. Так чем же должно было мыслиться яйцо, чтобы выступать в этих ролях? Мы видим, что эти специфические, ритуальные функции яйца приобретали в Юрьев день, который, видимо, в древности был посвящён солярному божеству (божествам). Можно проследить обрядовую связь яйца с темой защиты от волков и с конями [429], т. е. с элементами реконструируемого комплекса солярных (или, шире, астральных) представлений. На этом основании представляется возможным предположить мифологическую связь яйца и солнца. Можно ли подкрепить это предположение ещё какими-либо доводами? Пожалуй, что да.

Юрьев день у славян часто связывается с такой темой, как защита от града. Н.И. Толстой собрал большой материал на этот счёт [430]. Сведения об этом имеются как минимум для Белоруссии, Сербии, Болгарии, Македонии. Сами обрядовые действия, направленные на защиту от града, весьма разнообразны, для нас сейчас важно лишь то, что они приурочены именно к Юрьеву дню. Вместе с тем, имеются данные о применении в тех же целях (в целях защиты от града) яиц. Их использование могло также соотносится с Юрьевым днем, могло быть приурочено и к другим весенним датам, а зачастую имело окказиональный характер (что и понятно, ведь град к конкретным дням не приурочен). Например, в украинском Полесье существовал обычай перекидывать яйцо через дом во время града (причём с востока на запад — в чем можно усмотреть уподобление яйца солнцу) [431]. «Многочисленные параллели полесскому обычаю перебрасывания яйца через дом во время града, правда, не всегда прямые, находим в сербской этнокультурной области» [432]. Так же поступали чехи, защищая дом от молнии [433]. Восточные славяне тушили пожар от молнии, бросая в пламя пасхальные или сырые яйца [434]. В.И. Даль отмечал: «Если яйцо, коим кто впервые похристосовался у заутрени, перекинуть через пожар, то он погаснет» [435].

Если принять мысль о символическом уподоблении яйца солнцу, то у нас налицо будет сюжет о борьбе солнца с тучами, градом, молниями. Действительно, нетрудно представить, что в народном сознании солнце и дождь, гроза (а значит, наверное, бог солнца и бог-громовержец) были антагонистами. Думается, для А.Н. Афанасьева этого было бы совершенно достаточно, чтобы объявить яйцо символом солнца. Но и современная наука поддерживает идею о борьбе божеств солнца и грозы в индоевропейской мифологии [436]. Позволим себе вкратце пересказать соображения В.В. Иванова на этот счёт. По его мнению, включение солнца в пантеон в качестве главного божества или одного из двух главных божеств (чаще всего солнца и грозы) является существенным отличием развитых солярных мифов от архаических. Солнце часто уподоблялось колесу, и, что очень интересно, в мифах о колесе солнца обнаруживается соперничество двух божеств, а именно — солнца и грозы. Ж. Дюмезиль на материалах «Ригведы» (где, отмечает В.В. Иванов, соответствующий индоарийский солярный миф представлен уже лишь фрагментарно) восстанавливает древний мотив соперничества двух божеств — Индры (бога грозы) и Сурьи (вед. sürya, «солнце»). В сражении Индра одержал победу, овладев одним из колёс колесницы бога солнца [437].

Впрочем, воздержимся здесь от чересчур далеко идущих выводов, отметим лишь то, что сопоставление яйца с солнцем не выглядит наивным и имеет под собой основания. Подобная мифологическая связь хорошо объясняет бросающийся в глаза факт фигурирования яйца (как ритуального предмета) во многих весенних обрядовых действий у славян.

С солярной тематикой интересно попытаться соотнести и такой предмет обихода как печь. Как отмечал Н.И. Толстой «отчетливо прослеживается магическая связь: печь, жарить (на печи) → печь, припекать, жарить (о солнце), откуда впоследствии развивается представление о печи и печной утвари как символических заместителях солнца, жары и бездождья» [438]. «Восточнославянские свидетельства… отражают древнейшую магическую связь печь (*pekti) ^ засуха (полесск. спёка ), которая прослеживается и в некоторых запретах, связанных с дождём, например в запрете печь хлеб на Благовещение, чтобы не вызвать засуху» [439]. По сообщению 1890 г. в Бессарабии фракийские болгары при засухе отламывали глину со всех очагов и печей в округе и бросали её в воду (реку, озеро); если же узнавали, что кто-нибудь клал новую печь до Юрьева дня, разрушали её, и лишь когда начинался дождь, клали её заново [440]. Печь также была связана с защитой от дождя и града. Например, в Полесье, чтобы остановить дождь, открывали печную трубу или же выбрасывали из дома на улицу какую-либо печную утварь. Схожие формы защиты от дождя или града встречаются и в южнославянских традициях, например у сербов, болгар и македонцев — для этого широко используется очажный треножник (который у южных славян обычно заменял печь) [441]. Видимо в генетическом родстве с этими способами защиты стоит обычай сжигать в печи те или иные травы, что зафиксировано не только для Полесья, но и для Словении и Польши [442].