Из вышесказанного вытекает вывод о том, что религиозная идентичность восточных славян времён бытования в их среде язычества — проблема, которая на сегодняшний день не может быть заявлена в качестве тематики серьёзного полномасштабного научного исследования (и, как ни прискорбно это сознавать, скорее всего в будущем эта ситуация не изменится).
Итак, мы убедились в том, что изучение религии древних славян как духовного (ментального) феномена во всей его полноте не возможно.
Проникнуться нуминозными переживаниями древних язычников, дать хотя бы их приближённое описание исследователю вряд ли удастся. Следовательно, изучение восточнославянского язычества возможно только в каких-то иных, частных аспектах: пантеон и пандемониум, религиозно-мифологическая символика, погребальные, свадебные и прочие ритуалы, устройство и географию святилищ, функции института жрецов и т. д. Некоторые из этих вопросов — прерогатива археологов (то, что мы знаем о святилищах восточных славян, есть практически всецело заслуга археологов), другие — этнографов, фольклористов, историков. Большая часть этих вопросов была рассмотрена ещё в XIX–XX веках, и сейчас науке к этому прибавить практически нечего.
Какую же лепту в дело изучения восточнославянского язычества может внести современное религиоведение, помимо обобщения и систематизации того обширного материала, который был накоплен в этой области другими науками? Думается, что его задачей сейчас должно стать изучение не столько восточнославянской религии, сколько именно восточнославянских мифов. Постановка подобной задачи может вызвать недоумение — о каких мифах идёт речь, если до наших дней не дошло практически ни одного внятного источника, из которого можно было бы почерпнуть необходимые нам сведения? Общим местом всех монографий о славянской мифологии являются жалобы на крайне скудную источниковую базу, не позволяющую восстановить более или менее внятно ни один мифологический сюжет. Всё это так, и, тем не менее, некоторые учёные пытаются реконструировать (хотя бы в самом общем приближении) некоторые славянские мифы. Так, например, широкую известность обрёл т. н. «основной миф» славянской мифологии, реконструированный В.В. Ивановым и В.Н. Топоровым [89]. Упомянутая реконструкция не получила однозначного одобрения в науке, хотя и вызвала неподдельный интерес научного сообщества. Оставляя в стороне вопросы убедительности этой реконструкции, а также правомерность данного ей названия («основной миф»), отметим, что возможность гипотетической реконструкции древних мифов (или, лучше сказать, их элементов — мифологем) методами современной науки всё же существует. Эти методы и будут рассмотрены в следующем параграфе.
§ 3. Методологические аспекты изучения восточнославянской мифологии
Как подчёркивается в современной религиоведческой литературе, усиление интереса к методологической проблематике является важнейшей чертой современного религиоведения [90]. На данный момент в отечественном (впрочем, как и мировом) религиоведении нет какого-то одного генерального общепризнанного методологического направления. Религиоведческое сообщество сейчас работает в рамках методологического плюрализма. Это вполне понятно, учитывая, насколько расширилась предметная область современного религиоведения. Очевидно, что изучение различных проявлений изучаемых религиоведением феноменов требует различного инструментария. Исследователь, например, дзэн-буддизма, сталкивается совсем с иными источниками, в ходе своей научной работы решает другие задачи, нежели учёный, изучающий примитивные религии или европейский протестантизм. Следовательно, каждый учёный-религиовед волен (и должен) выбирать те методы исследования, которые, на его взгляд наиболее адекватны при изучении вопросов, связанных с интересующей его проблематикой. Исходя из того, что выше было сказано о специфике восточнославянского язычества как религиозно-мифологического феномена, нам предстоит определить здесь те методологические посылки, которыми мы будем руководствоваться в ходе дальнейшего исследования.
Если попытаться проанализировать тот чрезвычайно обширный массив научной литературы, посвященной изучению восточнославянского (или, уже, древнерусского) язычества, который накопился за многие десятилетия и даже века, то сложится вполне однозначный вывод — большинство авторов, исследующих данную проблематику, либо вовсе не уделяют внимания вопросам методологии, либо касаются их бегло и поверхностно. Конечно, такая ситуация в большей степени характерна для ранних работ, в последние два-три десятилетия вопросам методологии стало уделяться заметно больше внимания. Но даже специальные работы, посвящённые проблемам методологии реконструкции древнеславянской духовной культуры, не могут в достаточной степени заполнить ту теоретико-методологическую пустоту, которая сейчас существует в этой области [91]. Связано это, по всей видимости, с тем, что изучением древнеславянской духовной культуры (в частности религии и мифологии) занимаются специалисты различных отраслей науки. При этом они используют методы своих профильных научных дисциплин, не желая (может быть, не видя в том смысла) подниматься в своих работах до создания неких синтетических методов исследования.
Читать дальше