Петр Люкимсон - Царь Ирод

В итоге Клеопатра дала Ироду корабль, и хотя в разгаре уже была средиземноморская осень с ее проливными дождями и морскими бурями, он отправился в плавание. Последнее, правда, длилось недолго. То ли так было задумано Клеопатрой изначально, то ли дело опять было в превратностях судьбы, но в первую же бурю корабль, на котором находился Ирод, едва не пошел ко дну.

Выбросив за борт значительную часть груза, команда с трудом добралась до Родоса. Здесь стало ясно, что ни о какой починке судна не может быть и речи: если Ирод хотел продолжить путешествие, ему нужен был новый корабль.

«Гам зу — ле това!» («И это — к добру!») — гласит еврейская поговорка той эпохи, почти аналогичная русской «Нет худа без добра». Оказавшись на Родосе, Ирод получил передышку, позволявшую ему дождаться, чем закончится начавшееся в Брундизии столкновение Антония с Октавианом, и избежать опрометчивых политических шагов.

Ирод начал свое пребывание на Родосе с того, что раздал оставшуюся казну на восстановление разоренного гражданской войной острова, и это открыло ему двери в дома местной аристократии. Кроме того, он разыскал двух еврейских купцов, Птолемея и Саппиния, с которыми, очевидно, познакомился еще в Иерусалиме. Он не скрыл от старых знакомых, что намерен свергнуть с трона Антигона II и вернуться к власти над Иудеей, но для этого ему нужны были деньги. Очень много денег.

Деньги на поездку в Рим. Деньги для подарков его властителям. Деньги на набор и содержание армии…

Если пытаться провести какие-то литературные параллели, то больше всего Ирод в те дни напоминал Остапа Бендера в момент создания «тайного “Союза меча и орала”». Как и Бендер, Ирод начал с вопроса: «Наших в городе много?» — в том смысле, достаточно ли на Родосе и других окрестных островах состоятельных еврейских купцов. Затем он стал встречаться с этими купцами, обещая, что Запад, то есть Рим, «нам поможет», и призывая «крепиться». И, само собой, он обещал не забыть никого из тех, кто даст деньги на «святое дело», когда вернется к власти.

Миссия Ирода в значительной степени облегчалась тем, что еврейские купцы Родоса, Греции и всех прилегающих к ней островов горячо поддерживали Рим. Большинство из них были убежденными эллинистами и все, как один, осуждали Антигона за то, что тот встал на сторону парфян. Антигон должен быть смещен, и во главе Иудеи, которую они продолжали считать родиной и с которой сохраняли тесную связь, следует поставить «человека Рима» — это у них не вызывало сомнений. Правда, они были убеждены, что при этом на иудейском троне должен восседать кто-то из потомков Хасмонеев, а идумей Ирод может быть в лучшем случае регентом, но ведь Ирод в беседах с ними ничего и не говорил о своих претензиях на трон.

Вскоре Ирод собрал достаточно большую сумму, в течение короткого времени построил великолепную триеру и в начале зимы отбыл на ней к берегам Италии. Его отплытие пришлось как раз на время, когда Антоний и Октавиан сумели добиться в Брундизии временного примирения и вместе отправились в Рим.

По странному совпадению Ирод также высадился в Брундизии, чтобы вскоре тоже появиться в Риме.

Мы можем только гадать, что испытывал Ирод, впервые оказавшись в этом великом городе, — источники об этом умалчивают. Несомненно одно: ему было там интересно. Как мы увидим чуть позже, по призванию Ирод был прежде всего гениальным инженером и архитектором; он остро чувствовал красоту зданий, их гармоничное сочетание с окружающим ландшафтом, а в этом смысле евреям, безусловно, было чему поучиться у римлян.

Впрочем, особенно наслаждаться римскими красотами времени у него не было.

Встретившись с Антонием, Ирод сделал подробный доклад о событиях в Иудее, и его рассказ произвел должное впечатление. Диктатор понимал, что во многом должен был пенять на самого себя; на то, что, увлекшись Клеопатрой, почти год совершенно не занимался делами. Но, как и ожидал Ирод, все пламя своего гнева Антоний обратил на Антигона, открывшего парфянам ворота Иудеи, а затем и Иерусалима.

Кроме того, по словам Флавия, на не чуждого сентиментальности Антония большое впечатление произвела сама судьба Ирода, который вроде совсем недавно был вершителем судеб, обладал правом казнить и миловать, а сейчас сам бежит от врагов и выступает в роли просителя милости.

Октавиан согласился с Антонием: Иудея слишком важная провинция, чтобы Рим мог ее потерять. Сместив Гиркана, назначенного Римом этнархом, и расправившись с поставленными Римом тетрархами Фазаилом и Иродом, Антигон, по мнению второго диктатора, поставил себя вне закона и должен быть повергнут вместе с парфянами. Согласился Октавиан и с тем, что лучшего правителя Иудеи, чем Ирод, Риму сейчас не найти.