В сущности, это означало окончательное узаконение положения, при котором Гиркан становился марионеткой в руках братьев-идумеев. Члены иерусалимского посольства попытались было возразить, что окончательно привело Антония в ярость, и он приказал арестовать из них 15 человек как главарей заговорщиков, а остальных выгнать из дворца.
Самое странное, что даже после этого евреи не успокоились, и из Иерусалима к Антонию направилась новая, поистине огромная делегация в составе тысячи человек. Уже само по себе такое упорство свидетельствует о том, насколько сильно в Иудее ненавидели и опасались Ирода. Отслеживая перемещения одного из новых правителей Рима, делегация прибыла в Тир, где в тот момент находился Антоний, направлявшийся вместе с Гирканом и Иродом в Иерусалим. Когда стража преградила им путь во дворец, евреи подняли шум и стали требовать пропустить их внутрь, выкрикивая оскорбления как в адрес Ирода и Фазаила, так и в адрес римлян — так, во всяком случае, доложили Антонию.
Но, во-первых, Антоний совсем недавно получил от Ирода новую сумму денег. А во-вторых, к тому времени он уже был настолько очарован Клеопатрой, что до остального ему не было дела, и уж тем более не до глупых претензий вечно всем недовольных евреев. А потому, недолго думая, он приказал дворцовой страже… перебить бушующую на улице толпу.
Услышав этот приказ, Ирод и Гиркан содрогнулись: как бы далеки они ни были от народа, это все же были их соплеменники, с которыми даже Ирод вольно или невольно ощущал кровную связь. К тому же они прекрасно понимали, как будет встречено в Иерусалиме известие о таком побоище. Поэтому, выйдя на площадь перед дворцом, они стали уговаривать собравшихся проявить благоразумие и разойтись. Но появление ненавистного Ирода лишь еще больше раззадорило посланцев Иудеи; они пришли в неистовство.
В этот момент ворота дворца распахнулись и вышедшие из него легионеры начали хладнокровно рубить мечами безоружных людей. Объятая ужасом толпа бросилась врассыпную, но многим убежать так и не удалось. Когда все стихло, на площади перед дворцом лежали сотни трупов и бьющихся в предсмертной агонии раненых.
Известие об этом мгновенно докатилось до Иерусалима, и там начались антиримские волнения. В ответ Антоний отдал приказ казнить сидевших в его тюрьме 15 членов первой еврейской делегации.
Спустя еще несколько дней в Иерусалиме был устроен роскошный пир в честь назначения новых тетрархов.
В это самое время на границе Сирии вновь объявился старый и грозный враг Рима — Парфия.
«К середине I века все значительные государства эллинистического Востока потеряли свою самостоятельность. Лишь Парфянское царство, выросшее и окрепшее в результате борьбы с эллинизмом, сохраняло свою независимость… Со времени похода Красса парфянский вопрос играет главную роль во внешней политике Рима на Востоке» [28] Машкин Н. А. История Древнего Рима. М., 1948. С. 301.
, — сообщает старый добрый учебник Н. А. Машкина.
В 40 году до н. э. парфяне во главе с сыном своего царя Пакором и полководцем Варцафарном вторглись в Сирию, которую всегда считали несправедливо отнятой у них территорией. Большинство прибрежных городов попросту открыли им ворота, и путь в Иудею оказался свободен. Находившийся в Александрии и проводящий все время в пирах и в объятиях Клеопатры Антоний и не подумал хоть что-нибудь предпринять, чтобы остановить вторжение.
Если Пакор поначалу и сомневался, следует ли двигаться дальше или лучше поосновательнее закрепиться в Сирии, то все сомнения развеял появившийся в его стане Матитьягу Антигон. Он без труда убедил Пакора поддержать его в борьбе за власть над Иудеей, а взамен пообещал сразу после восхождения на иерусалимский престол выплатить Парфии тысячу талантов серебра и передать Пакору и его военачальникам в качестве рабынь 500 жен своих врагов, включая свою тетку, дочь Гиркана Александру, и прекрасную кузину Мариамну.
При этом Антигон заверил Пакора, что кампания будет легкой. В Иудее, пояснил царевич, к его небольшой армии присоединятся тысячи сторонников, и вместе с парфянской конницей численное преимущество над Гирканом и его тетрархами Иродом и Фазаилом будет столь огромным, что им не останется ничего другого, как либо погибнуть в бою, либо сдаться на милость победителей.
Так, в общем-то, вначале все и было. Едва Матитьягу Антигон появился в Галилее, как в его армию стали вливаться остатки рассеянных по горам и пещерам партизанских отрядов, горящих желанием свести счеты с римлянами.
Читать дальше