На выборах 1979 года СДЦ Суареса лишь ненамного опередил социалистов и не получил абсолютного большинства в парламенте. В период пребывания на своем посту он никогда не пользовался широкой популярностью в народе. Для левых — слишком тесно ассоциировался с режимом Франко, а с точки зрения правых (в том числе многих высших армейских чинов) он был чересчур либерален и излишне примирительно относился к антифранкистским взглядам. К началу 1980-х годов угрозу для стабильности политической системы стали представлять террористические акты баскских националистов из группировки ЭТА. Количество погибших, в том числе военнослужащих, росло с каждым годом начиная с середины 1970-х годов, что наряду с появлением демократии вызывало недовольство армии. Суарес отдавал себе отчет в том, что его политический авторитет падает, и считал, что, пытаясь продержаться на своей должности полный парламентский срок, может поставить под удар процесс демократизации. Судьба испанской демократии волновала Суареса больше, чем сохранение собственных полномочий, и в конце января 1981 года он подал в отставку с поста премьер-министра.
Убедить коммунистов принять конституционную монархию стало большим достижением Суареса.
Спустя всего несколько недель, 23 февраля, во время заседания кортесов, на котором должна была утверждаться кандидатура нового премьер-министра, в зал ворвалась группа военных под предводительством подполковника Антонио Техеро. Они прервали заседание, сделали несколько выстрелов в потолок и потребовали тишины в зале. Почти все депутаты легли на пол. В числе немногих, кто отказался это делать, был Суарес. Вместе с Сантьяго Каррильо, Фелипе Гонсалесом и еще одним руководителем социалистов его отделили от остальных депутатов. В случае успеха военного переворота их ждала тюрьма. Ключевая роль в том, что этого не произошло, принадлежала королю Хуану Карлосу. Одновременно с налетом военных на парламент на улицах других городов появились танки. Король позвонил командирам армейских соединений и приказал вернуть танки и войска в расположение частей.
На следующий день король в мундире генерал-капитана, высшего воинского чина страны, выступил по телевидению с речью, в которой заявил, что не потерпит этой попытки прервать демократический процесс. Хотя значительное большинство испанцев выступало против переворота, позиция короля имела огромное значение для его окончательного провала. Команды короля военные воспринимали значительно лучше, чем призывы политиков или общественное мнение. Переворот не удался, а офицеры-заговорщики были арестованы и впоследствии приговорены к различным срокам тюремного заключения. Возрожденный институт монархии не пользовался особой популярностью. Предоставленная ему легитимность была — и остается — хрупкой и сильно зависит от поступков человека, находящегося на троне. Хуан Карлос заслужил уважение к себе тем, что сначала назначил Суареса, затем согласился с переходом Испании к демократии и собственной ролью конституционного монарха, а самое главное, своей твердой позицией во время февральского переворота 1981 года. По замечанию Хуана Линца и Альфреда Степана, Хуан Карлос «легитимизировал монархию в большей степени, чем монархия легитимизировала короля» [536].
Однако из всех тех, кто принимал режим Франко и процветал при нем, именно Суарес сыграл ключевую роль в быстром переходе Испании от авторитарного государства к политической демократии. Его принадлежность к старому истеблишменту означала, что он в достаточной мере сохранял в себе определенную часть мнений этого круга, даже легализуя прежде запрещенные политические партии и без малейшего промедления проводя подлинно демократические выборы. Он никоим образом не был харизматичным лидером. (Из всех политиков постфранкистской эпохи этому определению в наибольшей степени соответствовал Фелипе Гонсалес.) Не был он и «сильным» лидером, если считать таковым того, кто полностью доминирует над своим окружением. Он искал консенсус и использовал коллегиальный стиль руководства. Он шел на уступки и компромиссы, но неуклонно следовал своей цели — установлению демократии. И в этом он был поразительно успешен.
Михаил Горбачев — лидер, под руководством которого произошли еще более радикальные перемены, чем те, которые случились при Суаресе. Начнем с того, что он пришел к власти в стране, которая была «супердержавой» как минимум только в военном отношении, и в течение нескольких десятилетий обеспечивала существование коммунистического режима не только в своем многонациональном советском государстве, но и в большинстве стран Центральной и Восточной Европы. В этой связи системные изменения в Советском Союзе имели намного более масштабные последствия, чем фундаментальные перемены в Испании [537]. Тем не менее между случаями Суареса и Горбачева можно провести несколько важных параллелей. Оба выросли в рамках старого режима, и большинство советских диссидентов, равно как и иностранных лидеров, считали, что любые реформы, которые может предпринять Горбачев, будут ограничены крайне узкими рамками. Считалось само собой разумеющимся, что Горбачев не станет делать ничего, что могло бы угрожать монополии КПСС на власть или подорвать внутреннюю иерархию строя. Равным образом считалось, что он никогда не рискнет пойти на разрушение советской гегемонии в Восточной Европе. О том, чтобы потерять любую из стран, которые в глазах государственных руководителей партии и правительства (не говоря уже о ее военно-промышленном комплексе) выглядели заслуженными геополитическими трофеями победы во Второй мировой войне, не могло быть и речи.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу