Сравнительный анализ показывает, что современному президенту Соединенных Штатов практически невозможно стать «преобразователем» в том же смысле, какой мы вкладывали в это понятие в главе 4. Изменить систему почти невозможно. Непросто даже переосмыслить границы возможностей. Наиболее яркими примерами такого лидерства в двадцатом веке были Франклин Д. Рузвельт и Линдон Б. Джонсон, чьи достижения в основном носили позитивный характер [1055]. (За исключением трагической ошибки Джонсона с вовлечением страны во вьетнамскую войну.) Оба президента широко и эффективно прибегали к своему «праву убеждать»: Рузвельт особенно часто апеллировал к широким массам, а Джонсон в полной мере пользовался своими личными связями с сенаторами и глубоким пониманием функционирования конгресса как такового [1056].
Некоторые президенты исключительно удачно уступали лидерство в важнейших областях политики другим. Во введении упоминался один из примеров такого стиля руководства — план госсекретаря Маршалла и роль, которую он играл в администрации президента Трумэна. При этом руководитель государства целиком и полностью поддерживал Маршалла в его усилиях по реализации плана послевоенного восстановления Европы. Прекращение расовой сегрегации в школах в период президентства Эйзенхауэра стало прорывом (пусть даже ограниченным и не безоговорочным) в области гражданских прав, который в большей степени был заслугой генерального прокурора Герберта Браунелла, а не президента (из главы 2 мы знаем, что из них двоих бóльшую нерешительность проявлял Эйзенхауэр). Несмотря на свою репутацию бескомпромиссного политика, Рональд Рейган достиг определенных успехов в области изменений законодательства о социальном обеспечении и о федеральных налогах именно за счет большей открытости к сотрудничеству [1057]. То же можно сказать и о его внешней политике. Рейгана вполне удовлетворяло, что ведущая роль в выработке курса, соответствующего радикальным переменам в Москве, принадлежит Джорджу Шульцу и Государственному департаменту, а сам он ведет конструктивный диалог с Михаилом Горбачевым.
И все же даже в свете ограничений, которые американская политическая система накладывает на президента, обитателям Белого дома обычно бывает свойственно выжимать максимум из своих властных полномочий. По сравнению с ними премьер-министры в парламентских демократиях далеко не всегда проявляют схожую настойчивость даже при наличии поддерживающего правительство парламентского большинства (монопартийного или коалиционного). Так, в частности, Альфред Степан и Хуан Линц были в числе тех, кто полагал, что после вступления в должность в 2009 году президенту Обаме следовало в тесном сотрудничестве с демократическим большинством в сенате «устранить или резко сократить» возможности этого органа по затягиванию решений через парламентскую обструкцию. Поскольку сенат вправе утверждать собственные процедуры в начале работы конгресса очередного созыва, возможность применения обструкции могла быть устранена в 2009–2010 гг. простым большинством голосов [1058]. Учитывая «ветократический» характер американской политической системы, то есть то, насколько сильно по сравнению с другими укоренилось в ней право на вето, Обама, вероятно, проявил излишнюю щепетильность по отношению к легитимности своего вновь приобретенного мандата, не попытавшись «устранить сильно мешавшие большинству блокирующие процедуры». Одним из результатов такого шага почти наверняка стало бы принятие предложенных Обамой реформ в здравоохранении в менее размытом (и менее сложном) виде, что послужило бы веским аргументом в пользу демократов на выборах в конгресс 2010 года. В действительности же запутанный процесс принятия сложного и перегруженного компромиссами законодательства о здравоохранении способствовал поражению Демократической партии [1059]. Хотя принятый в конце концов закон о защите пациентов и доступном медицинском обслуживании считался «законодательным успехом», достигнутым вопреки яростному сопротивления оппозиции и кампании дезинформации, развернутой в США, подобный «успех» в Великобритании был бы сочтен провалом, полностью подрывающим репутацию премьер-министра [1060].
Со времен Авраама Линкольна в США не было президентов-преобразователей. Возвращение в состав государства одиннадцати отделившихся конфедеративных штатов и предоставление гражданства чернокожим американцам представляли собой преобразования на федеральном уровне. Выше в этой книге, посвященной истории двадцатого и двадцать первого веков, Линкольн упоминался лишь мимоходом. Тем не менее он является выдающимся примером того, как сочетаются коллегиальность и сотрудничество с верностью принципам и приверженностью к совершению эпохального изменения. В определенном и важном смысле республика обрела новый фундамент. Джеймс Макферсон писал, что «без целеустремленного руководства Линкольна Соединенные Штаты прекратили бы свое существование» [1061]. По замечанию того же автора, лидерство Линкольна и победа Союза в Гражданской войне разрешили две фундаментальные проблемы, которые оставались незатронутыми и революцией, и Конституцией. Первой из них было существование республики как единой нации, а второй, по словам Линкольна, — «чудовищная несправедливость», при которой страна, «основной документ которой провозглашает неотъемлемое право всех людей на свободу», превратилась в «крупнейшую рабовладельческую страну мира» [1062]. Линкольн подвергался серьезному давлению со стороны предлагавших не выставлять отмену рабства условием заключения мира, но отказался сделать это. Заметив в своей речи, что на стороне Союза сражается более сотни тысяч чернокожих солдат, он сказал далее: «Если ради нас они готовы поставить на кон свою жизнь, ими должен двигать очень сильный мотив — такой, как обещание свободы. А обещанное надо выполнять» [1063]. Чтобы получить необходимое количество голосов для прохождения через конгресс отменяющей рабовладение Тринадцатой поправки, Линкольн сочетал высокие принципы с приземленной политикой [1064].
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу