Василий Молодяков - Шарль Моррас и «Action française» против Германии - от кайзера до Гитлера

В конце октября 1920 г. Доде развернул в L'AF кампанию за оккупацию Рура: «В нынешних условиях преступно и безрассудно не использовать единственную меру, которая гарантирует нам защиту от немецких поползновений к новой агрессии. Мы располагаем всеми необходимыми военными средствами для операции, план которой должен был серьезно изучаться уже несколько месяцев (после конференции в Спа. – В. М. ). Состояние наших войск, белых и черных, превосходно как никогда, но станет еще лучше, когда они увидят в этом энергичном акте осязаемое, материальное проявление победы, которая до сегодняшнего дня остается платонической. <���…> Не боюсь заявить, что вступление наших войск в Рур и уверенность в том, что мы заставим Германию заплатить всё, что она должна, в сочетании с обеспечением полной безопасности наших границ вызовут подлинный энтузиазм. <���…> Этого ждут, и когда оно свершится, каждый француз вздохнет с облегчением» (LDA, 16–17).

«Без армии на Рейне репарации будут подобны дыму, уносимому ветром», – поэтично изрек Бенвиль (JBJ, II, 63). «Экономический кризис может быть разрешен только внешнеполитическими действиями, – утверждал Моррас. – Для достижения успеха действия должны быть военными. <���…> Сделать это просто и легко, если быстро. Но если тянуть, обойдется дорого». «Имея неоспоримую силу, достаточно ее продемонстрировать. <���…> Немедленное действие, немедленная демонстрация силы – это и есть мир» (ММТ, I, 185, 203).

Шарль Моррас. Рисунок Л.-А. Моро. 1921 (Charles Maurras. 1868–1952. Paris, 1953)

12 января 1921 г. Палата отправила в отставку премьера Лейга, обвиненного в «раболепствовании» перед Лондоном по экономическим вопросам. Избранный президентом республики на смену Дешанелю, Мильеран поручил формирование кабинета мастеру компромиссов Бриану, занявшему пост в седьмой раз. В программном заявлении правительства говорилось: «У нас есть мирный договор с Германией, но еще нет мира, настоящего мира, единственного, который может быть прочным и длительным, – мира правосудия и морали, который закрепит основные права и обеспечит безопасность Франции. Мы обеспечим эту безопасность только разоружением Германии». «Германия побеждена, – добавил он, – но ни один ее завод и ни одна шахта не разрушены, производительные силы остались прежними, и даже условия валютного обмена, в которые ее поставило поражение, дают ей самые большие надежды на экономическую экспансию. Можно предвидеть ее быстрое восстановление. Мы далеки от мысли о том, чтобы мешать этому, – отметил премьер, – но процветание народа-агрессора после его поражения контрастирует с разорением народа-победителя. Такой вызов элементарной морали Франция принять не может» [194] Цит. по: Georges Suarez. Briand. Sa vie. – Son œuvre. Vol. V. Paris, 1941. P. 107–108. .

«В этом ленивом и безответственном политике [195] Ср. противоположную оценку со стороны советского публициста: «Один из умнейших и талантливейших представителей современного французского империализма» (КПП, 51). , в этом аморальном цинике и скептике Доде видел опасность для общества и смертельного врага французских интересов» (VNC, 73). В мемуарах он не жалел для Бриана – как для Кайо и Мальви – самых бранных слов, допустимых в печати. Теперь к оккупации Рура прибавилось требование отставки премьера и его замены на Пуанкаре, который по истечении президентского срока возглавил Репарационную комиссию. «Полумеры злят врага, но не смиряют. <���…> Лучшая предосторожность – оккупировать Рур. <���…> Единственный человек в республиканском лагере, способный сегодня навязать это Германии, – Пуанкаре» (DDR, 59). «Вы хотите заново начать войну?» – обычно парировал Бриан.

Не вдаваясь в детали международных конференций и парламентских дебатов, остановимся на важнейших событиях и ключевых фразах.

3 марта 1921 г. в Лондоне победители предъявили очередной ультиматум по репарациям. «Мы легко можем оккупировать все части Германии, какие захотим, – заявил днем позже Бенвиль. – Но если только для того, чтобы получить подпись под очередной бумагой, то не стоит. Военная прогулка, с которой мы вернемся с пустыми руками? Нет уж, спасибо!» (JBJ, II, 75). Не получив удовлетворительный ответ, «союзники» 7–8 марта заняли Дуйсбург, Дюссельдорф и Рурорт, а 13 марта установили таможенную границу по Рейну. Право на это давала статья 270 Версальского договора: Баррес предлагал использовать ее для экономического обособления левого берега в интересах Франции, затем для принуждения Германии к уплате репараций (GPR, 53, 95, 148). Эту мысль подхватил Бенвиль: «Если Германия не заплатит, экономическая и фискальная эксплуатация левого берега Рейна пойдет нам на пользу. <���…> У ее отказа есть хорошая сторона. Постараемся лишь извлечь из этого пользу» (JBJ, II, 77).