Василий Молодяков - Шарль Моррас и «Action française» против Германии - от кайзера до Гитлера

Морис Баррес. На службе Германии. 1911. Титульный лист и авантитул с инскриптом: «Моему достопочтенному коллеге господину Анселю, который уже давно принял юную Колетт, я представляю юного Эрмана, сердечно, Морис Баррес, ноябрь 1912»

Жители Эльзаса и Лотарингии подчинялись германским законам (Баррес признавал, что в некоторых случаях они лучше французских) и призывались в германскую армию – на льготных условиях по сравнению с другими частями империи. Мукам эльзасца «на службе Германии» посвящен одноименный роман Барреса (1905) в жанре «человеческого документа». Половину книги занимает рассказ студента-медика Поля Эрмана о полугодовом отбывании воинской повинности, написанный по личным впечатлениям доктора Пьера Бюшера, друга автора.

Надо признать, муки были в основном моральными. «Негодование Барреса может быть признано оправданным, – заметил Хьюнекер, – пока мы не вспомним рассказы французов об ужасах французской армейской жизни» [82] Huneker J. Egoists. P. 231. . Но к Эрману отлично подходит формула «свой среди чужих, чужой среди своих». Сойтись с товарищами по службе – выходцами из той же социальной среды, но немцами – он принципиально не хочет. Немцы-офицеры донимают его не больше, чем русские офицеры – еврея-вольноопределяющегося Бенедикта Лившица (вспомним его мемуары «Полутораглазый стрелец»). Знакомые французы – которым не надо служить – обвиняют героя в трусости за решение отбывать повинность, а не уклоняться от нее, так что ему приходится драться на дуэли. И никакой социальной жизни: живущий на частной квартире в городе, Эрман вне казармы обязан носить форму, а «ни одно приличное эльзасское семейство не опустится до того, чтобы принимать у себя человека в немецком мундире» (BSA, 226). Мой экземпляр романа был подарен автором коллеге по Палате депутатов Жоржу Анселю, который подчеркнул многие фразы, включая эту.

Рассказ Эрмана призван доказать тезис Барреса о культурном и социальном превосходстве французов. Немцы в его изображении не только поголовно лишены вкуса, «учтивости, чувства нюансов, великодушия» (BSA, 243), но отличаются грубостью нравов, «раболепием перед старшими и высокомерием перед младшими» (BSA, 210), отсутствием чувства товарищества. Герой завоевал уважение командиров, став образцовым солдатом, то есть превзойдя немцев в «немецком» ремесле, но этим лишь подчеркнул свое достоинство эльзасца и француза.

После первого дня, проведенного в казарме, Эрман думал о дезертирстве: таковых за 43 года «под немцами» набралось до полумиллиона. Но отказался от поступка, означавшего не только проблемы для семьи, но невозможность вернуться домой и тем самым уменьшавшего французское присутствие в Эльзасе. «Я наследник, – говорит Эрман. – У меня нет ни желания, ни права бросить то, что создано ранее» (BSA, 137). Эльзасцам, эмигрировавшим во Францию, роман не понравился, но «имел успех в Париже и Страсбурге, поскольку изображение аннексированного Эльзаса хорошо отражало повседневные реалии жизни по ту сторону границы» (VMB, 287).

Разница в возрасте стала разницей поколений в литературе и в политике. Оба в юности приехали покорять Париж: Баррес в одиночку, Моррас с матерью и братом, – но оказались в разном положении. Общительный, красивый и щеголеватый лотарингец быстро сделался завсегдатаем редакций, модных салонов и литературных кафе, а «вне кафе здесь нет литературы», как писал Моррас аббату Пенону (СМР, 315). Баррес не только много писал, но много и красиво говорил. Моррас тоже заводил связи, но из-за глухоты не слишком любил бывать на людях и больше писал, чем говорил. Убеждая младшего друга в необходимости зарабатывать литературой, старший водил его по редакциям и салонам, знакомил с нужными людьми. «Баррес делает это охотно, со вкусом и с интересом, – делился Моррас с Пеноном в 1897 г., когда сам уже приобрел известность. – Он любит своих друзей, и ему приятно использовать личное влияние (демонстрируя его) в их пользу» (СМР, 422).

«Я вас никогда не вижу, но мы все время сотрудничаем, – заметил ему Баррес на пятнадцатом году знакомства. – Нам всё не представляется случай обстоятельно поговорить, и вы больше присутствуете в моей библиотеке, чем в жизни. Не лицо, а печатная страница, абзац текста, а не звук голоса» (ВМС, 374). Моррас обиженно ответил: «Нет, вы для меня не печатная страница, не абзац, засевший в памяти. Ваш портрет стоит у меня на камине слева от Филиппа VIII, к которому вы повернулись спиной. Когда вы станете монархистом, я переставлю вас направо и вы будете смотреть друг на друга» (ВМС, 376–377).