Пытаясь разрядить напряженную ситуацию, премьер Морис Рувье заявил германскому послу: «Совершенно невозможно и было бы преступным, если бы два государства, которые призваны прийти к взаимному пониманию и сблизиться друг с другом, начали ссориться между собой, да еще из-за Марокко!» [34] Цит. по: Фей С. Происхождение мировой войны. М. – Л., 1934. Т. I. С. 131.
. Затем он отправил в отставку министра иностранных дел Теофиля Делькассе, проводника политики окружения, который назвал требования Германии блефом, и сам возглавил МИД. «Этот инцидент произвел на французов чрезвычайно тяжелое впечатление. Он в немалой степени способствовал окончательному возрождению у некоторых руководящих деятелей новой решимости скорее рискнуть войной, чем вторично принять такое унижение» [35] Фей С. Происхождение мировой войны. М. – Л., 1934. Т. I. С. 141.
. В прессе заговорили о «неслыханном унижении», как броско выразился влиятельный журналист Андре Тардьё [36] Michel Junot. André Tardieu, le mirobolant. Paris, 1996. P. 51.
, о том, что «у нас нет внешней политики и нам не позволено ее иметь»: эти слова Анатоля Франса, написанные еще в 1897 г., Моррас взял эпиграфом к сборнику «Киль и Танжер».
Лично Делькассе не вызывал у Морраса симпатий из-за дрейфусарства, отрицательного отношения к патриотической пропаганде (он открыто поддержал реванш только после отставки), покровительства колониальной экспансии в частных интересах и политической зависимости от Лондона. Публицист Луи Гитар позже назвал такую позицию «комплексом Делькассе», который «сводится к цепочке силлогизмов: Германия – наследственный и непримиримый враг Франции; Франция недостаточно сильна, чтобы бороться против Германии в одиночку, поэтому помощь Англии для нее незаменима; Франция должна делать всё, чтобы сохранить дружбу англичан, и не предпринимать ничего, что могло бы привести к ее утрате. Беда в том, – добавил он, – что Англия не считала Германию извечным врагом, а Францию – незаменимым другом» [37] Guitard L. La petite histoire de la IIIe République. Souvenirs de Maurice Colrat. Paris, 1959. P. 94.
. Апологетам министра из числа националистов Моррас напомнил: «Делькассе никогда не выступал против победителя 1870 года, он выступал за Англию. Он угрожал Германии, когда это было в интересах Англии. Делькассе-реваншист – это миф. Лондон повернул его политику против Берлина, потому что сама по себе она никогда не имела никакой ориентации» (КЕТ, 162). Словом, типичный продукт ненавистной монархистам «республики на товарищеских началах».
Для обсуждения марокканской проблемы – по инициативе Бюлова и вопреки воле Франции – в январе 1906 г. была созвана международная конференция в Альхесирасе. Однако Германии пришлось отступить перед единым фронтом держав, стремившихся сохранить статус-кво. Конфликт был не разрешен, но лишь временно погашен. Антагонизм усилился, поэтому Бенвиль считал последствия конференции куда более важными и опасными, чем визит кайзера: «Больше нет ни (единого. – В. М. ) христианства, ни (единой. – В. М. ) Европы. Больше нет Священного союза, нет симпатий между народами одной расы, одной религии, одних убеждений, даже либеральных и революционных» (DDB, 108). Видя главную угрозу в Германии, Бенвиль, как и Моррас, предостерегал от ориентации на Лондон, где тоже не хотели видеть Францию сильной и, главное, внутренне единой.
«Мы видели, – напомнил Моррас, – как в 1906 и 1907 гг. наши политические распри, религиозные, общественные, местные, в известной степени поощряемые Вильгельмом II, помогли ему добиться на выборах блестящих результатов для националистических, империалистических и монархических сил против социалистов. Император наводит у себя порядок, а нам посылает Революцию, после того как унизил нас угрозами войны» (КЕТ, 218). Видимо, не зря Бисмарк поддерживал французских республиканцев и антиклерикалов и прямо признал в мемуарах, что боролся против восстановления католической монархии и, как следствия этого, возрождения идеи реванша.
«Мы почувствовали раскрывшиеся над нами крылья войны, – свидетельствовал Анри Массис, которому на момент инцидента в Танжере было девятнадцать лет. – Эта дата означила вступление в жизнь нашего поколения» (HME, 183). Поколение определялось не механическим единством возраста. «В поэзии есть Плеяда и люди 1660 года, есть романтики и символисты, – писал в 1921 г. Пьер Дриё Ла Рошель, и эти слова стали знаменитыми. – В политике есть энциклопедисты, люди 1848 года, “Action française”» [38] Drieu La Rochelle Mesure de la France. Paris, 1922. P. 137.
.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу