Деградация сельского хозяйства колониальной Кореи породила своеобразную фигуру паупера-отшельника (хваджонмина). Оказавшись в состоянии полного разорения, эти безземельные обнищавшие батраки уходили с равнины на казенные земли в отдаленные горные районы. Там они с невероятными усилиями строили примитивное жилье и вручную корчевали деревья и кустарники, чтобы подготовить участки к подсечному земледелию. О том, в каких масштабах шла пауперизация крестьян, говорят следующие данные: в 1916 г. общая численность хваджонминов составляла 245,6 тыс. человек, к 1927 г. эта цифра достигла 697 тыс., а к 1936 г. превысила 1,5 млн. [2]Поначалу колониальные власти не преследовали хваджонминов, не облагали их поборами в отличие от крестьян, проживающих в долинах. Но стремительный рост числа отшельников, а главное, независимый, свободолюбивый дух, царивший среди покорителей горных джунглей, побудил японские власти взять движение под пристальный административный контроль. Тем более что многие хваджонмины, сочетая земледелие с охотой, были искусными следопытами и знатоками малодоступных горных троп, по которым после аннексии Кореи японцами передвигались партизаны – участники народного сопротивления.
Обездоленная деревня становилась основной социальной базой бурного роста народного недовольства и протеста. В одном из закрытых признаний генерал-губернатора У. Кадзусигэ в Токийском клубе банкиров (1931) говорилось, что отчаявшиеся группы молодых жителей леса «…нападают на сельские управы и на дома богачей, где забирают, а затем сжигают долговые обязательства, бухгалтерские книги и другие документы. Более того, они оказывают сопротивление полицейским, ведущим борьбу с означенными беспорядками, и совершают налеты на полицейские посты». Это было, по существу, признание сокрушительного провала аграрной политики метрополии в Корее. Чтобы исправить положение, был взят лихорадочный курс на частичное обуржуазивание деревни, который нашел свое отражение в Декрете об арендном арбитраже (1932) и Законе о земле (1933), рассчитанных на реализацию в течение 10–12 лет, т. е. до 1942–1944 гг.
Суть этих нововведений состояла в том, чтобы содействовать формированию в обездоленной и пауперизованной корейской деревне крепких и устойчивых хозяйств крестьян-собственников. С этой целью в каждом сельском поселении учреждались специальные «Комитеты по урегулированию арендных конфликтов», куда входили представители японской администрации, местные помещики и представители зажиточной части крестьян. Одновременно во всех провинциях, уездах и волостях на той же социальной основе были учреждены «Комитеты по возрождению деревни», развернувшие широкую кампанию по насаждению «духа гармонии», сотрудничества и взаимопонимания между паразитическими землевладельцами и трудовыми арендаторами.
Под эгидой этих колониальных институтов с 1932 по 1942 г. предполагалось проводить тщательные обследования и на данной основе выявлять ежегодно не менее 2 тыс. арендаторских дворов, которые могли бы стать крепкими частнособственническими хозяйствами. Для приобретения ранее арендованной земли в собственность (не более 0,5 чонбо) крестьянам-беднякам предоставлялся льготный кредит до 1 тыс. иен из расчета 4,8 % годовых с рассрочкой погашения в 25 лет. Средняя цена выкупаемой земли устанавливалась в сумме 60 иен за неорошаемые и 150 иен за орошаемые участки. Разумеется, претенденты на выкуп арендованной земли должны были не только обладать «высоким духом усердия и прилежания», но и быть безукоризненно лояльными к колониальной власти.
Однако пробуржуазные в своей основе декреты метрополии, частично ускорив развитие капиталистических отношений в корейской деревне, лишь в незначительной степени ослабили остроту социальной напряженности и мало повлияли на поднявшуюся волну крестьянского движения. Позиции феодально-помещичьего землевладения не подверглись значительным изменениям, а социально-экономическая деградация деревни оказалась настолько глубокой и масштабной, что ее не могли остановить половинчатые реформы колониальных властей. Более трех четвертей беднейшего аграрного населения продолжало оставаться в тисках тройного угнетения – колониального, феодально-помещичьего и ростовщического.
Грабительская аграрная политика метрополии, направленная на форсированное раскрестьянивание деревни, привела к тому, что в колонии неуклонно снижалось число собственников земельных участков, с 19,7 % в 1920 г. до 16,3 % в 1930 г. в общей массе земледельческих хозяйств. За этот же период, когда японцы радикально перестраивали в свою пользу аграрные отношения, удельный вес полуарендаторов упал с 37,4 % до 25,4 %, а полных арендаторов – кабальных издольщиков, напротив, вырос с 39,8 % до 52,7 %.
Читать дальше