Иван Солоневич - Две силы

– Ну, тут уж ничего не понять, – пожал плечами Еремей Павлович, – главное, надо советчиков сковырнуть, а какие там пожары?

– Мы, в Америке, – сказал мистер Паркер, – интересуемся вопросами, имеющими практическое значение. У вас в России этого, кажется, нет.

– Миллиарды, которые вы вкладываете в вооружение, имеют ли они практическое значение? Имеют ли практическое значение ваши изуродованные ноги? Будут ли иметь практическое значение многомиллионные жертвы будущей войны? Имеет ли практическое значение только доллар и ничего больше? Имели ли практическое значение схоластические 5 упражнения Карла Маркса? Имела ли практическое значение проповедь Иисуса Христа?

5) – Богословско-беспредметные, “сухое буквоедство”.

– Я знаю, – сказал мистер Паркер, – вы, как и очень многие иностранцы, считаете нас узкими практиками и материалистами. Это ошибка. Наша религиозная жизнь не менее интенсивна, чем в иных культурных странах мира.

– Ваша религиозная жизнь – это тоже атомизация человеческого духа, ваши тысячи сект атомизируют всякое религиозное сознание. Вопрос, повторяю, заключается в том, какое действие произведёт атомное оружие на атомизированную психику? Я этого не знаю. Вы тоже этого не знаете. Поэтому ваши слова о пяти годах лишены даже и практического значения. Если нам с вами не удастся то, для чего вы с таким чудовищным риском приехали в Россию, то, я боюсь, что коммунизм продержится не пять лет, а пятьсот лет. Неопределённо долго. И во всём мире.

– Вы это, мистер Светлов, говорите совершенно серьезно?

– Совершенно серьёзно. Здесь, в России, хаос скован и посажен на коммунистическую цепь. Единая воля, единый план, единая идеология и… единый террор. На вашей, или, простите, на нашей, стороне хаотические столкновения различных интересов, воль, идей, планов и, просто, тупости. Чисто практической тупости. Чего уж практичнее – зарабатывает человек по два доллара на ноже, которым послезавтра Сталин зарежет его самого! Что, не так ли действует ваш практический запад?

– Вы очень сильно преувеличиваете, мистер Светлов. Мы в гораздо большей степени идеалисты, чем вы это думаете. Но нация стоит перед непривычными для неё задачами. Не все понимают опасность. Так, например, в начале вашей революции вы ведь тоже не понимали? Понимают ли даже и сейчас ваши соотечественники, находящиеся за границей? То, что вы говорите, мистер Светлов, в сущности, повторение очень старой истины – разум человеческий ограничен…

– Не только. Он часто, очень часто, просто извращён. И работает для своего собственного самоубийства. Как работала русская интеллигенция, как, кажется, работает ваш деловой мир. Вот почему ваш срок в пять лет я не могу не считать совершенно произвольным. Может быть, пять. Может быть, и пятьсот. Мы ничего не знаем. Мы, собственно говоря, ничего не знаем.

– Вот, и я говорю, – вмешался Потапыч, – образованные, а сами говорят, ничего не знаем.

Еремей Павлович обернулся на Потапыча с некоторым раздражением.

– А, вот, если бы не было образованных, так тебе и водки не было бы.

– То есть, почему это?

– А очень просто, кто-то ведь выдумал водку гнать, раньше её не было. Ной – тот вино пил. А где ты здесь вина достанешь?

– Г-м, – сказал Потапыч, – водку, это, действительно… Так я же не против всякого образования говорю…

– Вот видите, мистер Паркер, – засмеялся Валерий Михайлович. – Может быть, Еремей Павлович и прав, все наши открытия и достижения можно было бы символизировать в водке, не было бы образования, не было бы водки.

– Остаётся, по-видимому, стать снова на четвереньки? – иронически спросил мистер Паркер.

– Нет, наоборот, нужно подняться к небу…

– А я бы предложил, – сказал Еремей Павлович, – пересесть поближе к печке. Небо – это не нашего ума дело, о том отец Паисий знает. А тут, у печки и тепло, и не дует, и водка у нас есть, а там довлеет дневи злоба его 6.

6) – Соответствует русской пословице “Утро вечера мудренее”.

Компания последовала совету Еремея Павловича и пересела к печке, кроме Потапыча, который постарался устроиться так, чтобы и от печки было недалеко и от стола поближе.

– Да, – подтвердил и мистер Паркер, – довлеет дневи злоба его. Завтра нужно было бы вытащить из воды самолёт, на котором мы сюда прилетели.

– Я уже думал, – сказал Еремей Павлович. – Плёвое дело. Впряжём шестёрку коней и вытащим, как щуку. Льду на озере самые пустяки, только, как я думаю, промок он, ваш самолёт-то.