Иван Солоневич - Две силы

– А вас, папаша, какой чёрт потянул?

Еремей Павлович почесал затылок.

– Вот в том-то и разговор. Есть, говорят, люди, которые на самый полюс таскаются, а там чего они не видали? Ну, на полюсе-то я не был, а что до тигров, так дело тут в полсекунде, да и полсекунды нет. Вздумай вот тогда Федя тигра-то этого рогатиной колоть, пропал бы я, сразу его не проколешь, особенно, если сверху, а ему лапой мне полбока отодрать – раз плюнуть. А, вот Федька-то мой успел сообразить, я его после спрашивал, так и есть, сообразил. Рогатина-то, как широкий тесак. Силёнок у Федьки, дал Бог, хватает, ну и сразу. Парень очень башковитый.

– Это очень важно, то, что вы рассказали, – сказал Валерий Михайлович. – Дело заключается вот в чём, Феде нужно пробраться в одну тюрьму. Может быть, кого-то там придушить, но кого-то нужно и спасти. А, там, дальше, смотря по удаче, то ли открыть нам двери, то ли уничтожить то, что нужно… У меня там и свои люди есть, помогут Феде.

– Никаких людей больше не нужно, – не без некоторой обиды в голосе сказал Еремей Павлович, наших тоже хватит. А передушить, это Федя может. Уж он лицом в грязь не ударит… Только как в эту-то тюрьму попасть.

– А это я вам позже скажу. Но если это Феде и нам удастся, мы, может быть, сковырнем советскую власть.

Потапыч внимательно посмотрел на Валерия Михайловича.

– Тут, Валерий Михайлович, люди мы свои. Вы не думайте, что как если я был на этой железнодорожной охране и хлеб казённый воровал, так я болтать пойду.

– Нет, я этого не думаю, – спокойно сказал Валерий Михайлович.

– А хлеб казённый-то всё-таки воровал? – не удержался Еремей Павлович.

– И опять вы, папаша, не туда пальцем тыкаете. Я, во-первых, и вовсе не воровал, а, во-вторых, вовсе не казённый.

– А чей же?

– А просто, с колхозниками в стачку входил. Писали там всякие акты, то хлеб градом побило, то звери вытоптали, то засуха, там, какая, вот и мужикам хлеб оставался, и мне перепадало. Так что это вы, папаша, оставьте. Я только к тому, Валерий Михайлович, что я знаю, о какой тюрьме идет речь – Нарынский изолятор.

– Совершенно верно.

– Ну, планов ваших я знать не могу, да только попасть туда стороннему человеку, это, пожалуй, потруднее, чем Сталину в Царствие Небесное.

– Нет, можно попасть.

– Вам виднее. И скажу я вам ещё, Валерий Михайлович, что и на меня вы положиться можете. Я, правда, кое от чего отбился, засиделся, зажирел, папаша вот думает, что я забюрократился…

– Ничего я не думаю. Вот погоняем тебя по тайге, так ты опять человеком станешь. Парень ты ничего, Дунька, она тоже не совсем уж зря… А люди мы свои, даром что вы, Валерий Михайлович – человек учёный, а мы – чалдоны и больше ничего.

– Действительно, свои, – подтвердил Валерий Михайлович.

– Ну, а что касаемо учёности, – сказал Потапыч, – так прежде люди думали, вот, образованный – он знает. А теперь мы видим, образованный или необразованный, никто ничего не знает.

– И это тоже правильно, – спокойно подтвердил Валерий Михайлович.

Еремей Павлович оглянулся на него не без некоторого удивления.

– Ну, это извините, Валерий Михайлович, тут что-то и вы перегнули. Конечно, всего и образованные не знают, а всё-таки мост строить или человека лечить, образованность нужна.

– Так, ведь, Потапыч не об этом говорит. Он говорит о том, как государство построить, образованные раньше думали, что главная помеха – это царь. Теперь видно, что царь был опорой для всех. Выходит, как будто, и глупо, с одной стороны один человек, с другой – двести миллионов. А, вот, одного убрали, и двести миллионов попали на каторжные работы.

– Я и говорю, а всё образованные. – Потапыч вдруг поднял палец и прислушался.- А там, кажется, ещё один образованный ворочается…

Все прислушались. Из комнаты, где лежал мистер Питер, донеслось лёгкое покашливание.

– Тоже, может быть, человеку не спится, я сбегаю посмотрю, а ты, Потапыч, пока дров в печку подложи, у огня всё-таки как-то домашнее…

От столовой к какой-то пристройке шла лесенка ступенек в пять. Еремей Павлович не то перешагнул, не то перепрыгнул их все сразу, и так непринужденно, как будто в нём вовсе не было никакого весу. Потапыч открыл заслонку в русской печке, обнаружил там еще не прогоревшие совсем угли и навалил целую охапку дров. Дрова сейчас же вспыхнули весёлым и трескучим пламенем. Совершив этот хозяйственный акт, Потапыч наскоро налил себе новый стакан водки и так же наскоро опрокинул его в глотку. По тем же ступенькам и с такой же лёгкостью спустился или спрыгнул вниз Еремей Павлович, на этот раз держа на руках укутанного в меховое одеяло мистера Питера.