Пока мы находились в ал-Харнубе[35], после того как султан был вынужден по причине болезни покинуть Талл[36] ал-Хажл (холм куропаток), франки получили известие об его отбытии и высыпали (из своего лагеря), надеясь нанести удар по мусульманам. Это был тот день, когда [28] они обычно водили коней на водопой. Они дошли до источников (ал-Абар), расположенных в одном дне пути, у подножья Талл ал-Хажл. Султан отправил свой багаж назад, в сторону Назарета, и позволил 'Имад ад-Дину[37], повелителю Синжара, сопровождать его, поскольку этот властитель также был болен. Сам султан остался на месте. На следующий день, видя, что враги наступают на нас, он, больной, сел на коня и построил своих воинов для пресечения атаки. Ал-Малику ал-'Адилю он поручил командовать правым крылом войска; (своему племяннику) Таки ад-Дину[38] он доверил командовать левым флангом; а в центре он поставил своих сыновей, ал-Малика аз-Захдра и ал-Малика ал-Афдаля[39]. Сам же он занял позицию, которая угрожала тылу противника. Как только он спустился с горы, к нему привели пленного франкского воина, и он повелел отсечь ему голову, поскольку этому франку предложили принять Ислам, но он упорствовал в своем неверии и отказался. Враги продолжали продвигаться к истоку реки, и, пока они наступали, султан совершил фланговый маневр, выйдя им в тыл, и отрезал им путь к лагерю. Время от времени он останавливался, чтобы сойти с коня и передохнуть в тени от куска ткани, который держали над его головой. Хотя солнце палило немилосердно, он не позволял расставить ему шатер, опасаясь, что врагам станет известно о его болезни. Франки, дойдя до истока реки[40], остановились, а султан занял господствующую позицию на возвышенности напротив них. Когда день подошел к концу, он приказал своим воинам вернуться на посты, которые они занимали в самом начале, и всю ночь быть во всеоружии. Сам он вместе с нами, бывшими при нем, отошел в тыл и велел поставить свой шатер на вершине холма. Его врач и я провели ночь, ухаживая за ним. Его сон, часто прерывавшийся, продолжался до рассвета. При звуке трубы он [29] сел в седло и повел вперед свое войско, намереваясь окружить врага. Тогда вражеская армия [оставив надежду на атаку] начала отступать от западного берега реки к лагерю, и мусульмане в течение всего дня наседали на них. Вверив себя во власть (Господа), султан выслал вперед тех из своих сыновей, которые находились при нем, а именно ал-Малика ал-Афдаля и ал-Малика аз-Захира. Одного за другим он отправлял в бой своих приближенных, до тех пор пока рядом с ним не осталось никого, кроме его врача, меня, инспектора военных запасов и снаряжения и юных слуг, державших флаги и штандарты, — никого, кроме нас. Каждый, кто увидел бы эти знамена издалека, подумал бы, что под ними собралось великое множество людей. Враг продолжал свое отступление, скрывая потери. Каждый раз, когда человека убивали, они немедленно хоронили его, а своих раненых они уносили с собой, чтобы никто не мог определить, каковы понесенные ими потери. Мы следили за каждым шагом этого отступления и видели, что противники ужасно измотались до того, как добрались до моста[41] и сделали привал.
Каждый раз, когда они останавливались и спешивались, мусульмане отходили назад, так как стоило франкам образовать линию и встать плечом к плечу, как они становились способными энергично и эффективно отразить конные атаки. До вечера, до тех пор пока его войско воевало с врагом, султан находился в седле. Он приказал, чтобы и эта ночь прошла так же, как предыдущая. Мы вновь заняли наши прежние позиции и оставались на них до утра. В тот день наши войска начали докучать противнику, как и в предыдущий день, и заставили их, измотанных боями и людскими потерями, продолжать отступление к лагерю. Приблизившись к лагерю, враг получил подкрепление изнутри, которое позволило ему наконец убраться внутрь лагеря.
Какое же терпение было продемонстрировано нам в этом случае! Как этот человек владел собой, полагаясь на милость Аллаха! О Аллах, это Ты ниспослал ему подобное терпение и такую веру в Тебя! Не откажи ему в его награде, Ты, Кто милосерднее всех милосердных!
Я был при нем в тот день, когда он получил известие о смерти своего сына Исма'йла, молодого человека в нежном цветении юности. Он ознакомился с содержанием письма, но никому ничего не сказал. Мы узнали о понесенной им утрате из другого источника. Его лицо не дрогнуло, когда он читал это послание, но в его глазах мы увидели слезы. [30]
Читать дальше