Бахауддин ибн Шаддад - Саладин Победитель Крестоносцев

Как-то вечером, когда мы находились под стенами Сафада[42], укреп­ленного города, который он осадил, я услышал, как он сказал: «Сегодня мы не ляжем спать до тех пор, пока не будут установлены пять баллист», и он отрядил рабочих, достаточных для того, чтобы собрать каждую из баллист. Мы с ним приятнейшим образом провели этот вечер, на­слаждаясь упоительной беседой, и в течение всего этого времени к нему прибывали гонцы, один за другим, сообщая о том, как продвига­ется сооружение этих машин. К утру работа была завершена, и остава­лось лишь приладить ханазир[43]. В течение всей ночи, очень долгой, было очень холодно и шел сильный дождь.

Я был при нем, когда он получил известие о смерти своего племян­ника, Таки ад-Дина. Тогда мы стояли лагерем с отрядом легкой конни­цы в окрестностях Рамлы, напротив франков. Их войска [расположи­лись в Йазуре[44]] находились так близко от нас, что могли бы мгновенно добраться до нас, пусти они своих лошадей галопом. Он призвал к себе ал-Малика ал-'Адиля, 'Илм ад-Дина Сулеймана, Сабик ад-Дина и 'Изз ад-Дина; затем он велел всем находившимся в шатре отойти на расстояние полета стрелы. После этого он достал письмо и прочел его, плача так, что присутствовавшие зарыдали вместе с ним, не зная при­чины его горя. Затем голосом, дрожащим от рыданий, он объявил им о смерти Таки ад-Дина. Он вместе с окружавшими его людьми вновь принялся оплакивать умершего, но я взял себя в руки и произнес следу­ющие слова: «Просите прощения у Аллаха за то, что вы позволяете себе такую слабость; помните, где вы находитесь и что делаете. Прекратите рыдать и подумайте о чем-то другом». Султан ответил, вновь и вновь моля Аллаха простить его. Потом он попросил нам никому ничего не сообщать о случившемся. Затем, велев принести ему немного розовой [31] воды, он промыл глаза и приказал подать еду, которую мы все поели. Никто не узнал о случившемся до тех пор, пока враг не отступил в на­правлении Йаффы. Мы, соответственно, вновь отошли к Натруну[45], где оставили свой багаж.

Султан испытывал нежную привязанность к своим маленьким де­тям и все же он по своей воле покинул их и довольствовался тяжкой, трудной жизнью, хотя в его власти было поступить иначе. В ведении войны с неверными захватчиками он полагался на Аллаха. Великий Господь! Он пожертвовал всем, чтобы угодить Тебе! Соблаговоли же даровать ему Твою милость и Твое милосердие! [32]

Всевышний Господь говорит: (Уготован рай для благочестивых, которые расходуют средства [свои на дела богоугодные], будь в достатке они или в бедности; которые сдерживают гнев) и являют снисходительность к людям. Воистину, любит Аллах тех, кто творит деяния добрые! (Коран, 3:134). Наш султан был крайне снисходителен к тем, кто совершал ошибки, и очень редкими были слу­чаи, когда он давал волю своему гневу. Я был на дежурстве при нем в Марж 'Уйуне[46], незадолго до того, как франки напали на Акру, — Аллах, да позволит нам освободить ее! У него был обычай ежедневно ездить вер­хом в час, отведенный для верховой езды; затем, по возвращении, он обе­дал в обществе всей своей свиты. А после уходил в специально постав­ленный шатер, чтобы немного вздремнуть. После дневного сна он творил молитвы и на некоторое время уединялся со мной. В это время он читал некоторые фрагменты из сборника хадисов или труды по праву. С моей помощью он даже прочел труд ар-Рази[47], в котором этот ученый коротко излагает четыре раздела, составляющих науку юриспруденцию. Однаж­ды, вернувшись в обычный час, он сидел во главе стола за трапезой, при­готовленной по его приказу, и собирался уже уйти, когда ему сообщи­ли, что приближается час молитвы. Он вернулся на свое место, сказав: [33] «Мы совершим молитву, а потом ляжем». Затем он вступил в разговор, хотя выглядел очень утомленным. Он уже отпустил всех, кто был не на дежурстве. Вскоре после этого в шатер вошел один старый мамлюк, которого он высоко ценил, и передал ему петицию от имени тех добро­вольцев, которые сражались за веру. Султан ответил: «Я устал, отдай мне ее позднее». Вместо того чтобы подчиниться, мамлюк развернул петицию, чтобы султан ознакомился с ней, поднеся ее так близко, что лицо султана почти касалось документа. Его повелитель, увидев имя, значившееся в начале петиции, заметил, что такой человек достоин того, чтобы его благосклонно выслушали. Мамлюк сказал: «Тогда пусть мой повелитель начертает на петиции свое одобрение». Султан ответил: «Здесь нет чернильного прибора». Эмир сидел у самого входа в шатер, который был довольно большим. Поэтому никто не мог войти внутрь, но мы увидели чернильный прибор внутри шатра. «Он здесь, в шатре», — ответил мамлюк, словно предлагая своему повелителю самолично взять этот прибор. Султан обернулся и, увидев искомый предмет, воскликнул: «Именем Аллаха! Он прав». Затем, опершись на левую руку, он вытянул правую, дотянулся до чернильного прибора и поставил его перед собой. Пока он ставил благоприятную резолюцию на документ, я заметил ему: «Аллах сказал Своему Святому Пророку: ...поистине, человек ты нрава великого (Коран, 68:4), и я не могу удержаться от мысли, что мой покровитель обладает таким же нравом, что и Пророк». Он ответил: «Дело того не стоит; я удовлетворил ходатайство, и это — достойная награда». Если бы подобное произошло с кем-либо из лучших простых людей, они рассердились бы. Где найти другого человека, который с та­кой мягкостью отвечал бы своему подчиненному? В этом, конечно же, ярчайшим образом проявились доброта и снисходительность, и Аллах не губит награды добродеющих (Коран, 9:121).