Бахауддин ибн Шаддад - Саладин Победитель Крестоносцев

Сердце у него было исполнено смирения и сострадания; слезы легко наворачивались ему на глаза. Когда он слушал чтение Корана, его сердце таяло, а по щекам обычно струились слезы.

Он очень любил слушать, как читают хадисы[10], особенно шейхов с хорошими передатчиками хадиса от самого источника, и он прекрасно знал многие из хадисов.

Если при дворе появлялся кто-то из ученых, он принимал таких посетителей лично и заставлял тех своих сыновей и мамлюков, ко­торые находились при этом, слушать, как они читают хадисы. Он приказывал всем присутствующим в знак уважения выслушивать повествования сидя. Если кто-либо из ученых и знатоков хадисов был из тех, кто нечасто переступает порог султанов и не любит по­являться в подобных местах, Салах ад-Дин лично отправлялся по­слушать их. Когда он был в Александрии, он часто навещал хафиза ал-Исфаханй, от которого услышал множество хадисов. Он сам очень любил читать хадисы, поэтому часто приглашал меня в свои покои, и там, окруженный книгами хадисов, которые собрал, он начинал читать; и всякий раз, когда доходил до хадиса, содержащего назида­тельный фрагмент, он становился таким растроганным, что на глаза его наворачивались слезы.

Он проявлял величайшее почтение ко всему религиозному, открыто утверждая, что верит в воскресение и восстание из могил телами [т. е. не только духовное, но и телесное воскрешение] и в то, что добродетельные будут в раю, а злодеятели в аду. Он твердо верил во все, что ниспослано из учения Божественного закона, всем сердцем принимая его положения. Он терпеть не мог философов[11], еретиков[12], материалистов, всех противников правоверия. Он даже приказал своему сыну ал-Малику аз-3ахиру, правителю Алеппо, да усилит Аллах его помощников, казнить молодого человека, из­вестного как ас-Сухраварди[13], который пренебрегал требованиями Божественного закона, считая ложными религиозные доктрины. [12] Аз-Захир[14], отправив этого человека в тюрьму, сообщил о случив­шемся отцу, и по приказанию Салах ад-Дина тот был казнен.

Глубоко веря в Бога, он — каддаса-ллаху рухаху — рассматривал Его как величайшую опору и всегда уповал на Него. Приведу пример, сви­детелем которому был сам.

Франкские завоеватели — да ослабит их Аллах, и да приведет к по­ражению — разбили лагерь в Бейт Нубе[15], населенном пункте, располо­женном примерно в дне пути от Иерусалима. Султан находился тогда в Иерусалиме, он выставил аванпосты и послал людей следить за всеми вражескими перемещениями. Он постоянно получал известия о франках, об их упрямом намерении подойти к Святому Городу, взять его в осаду и начать обстреливать снарядами (канабил) [из баллист]. Поскольку это вызвало великий испуг среди мусульман, он созвал своих эмиров, сообщил им о беде, грозящей правоверным, и спросил их, пра­вильно ли оставаться в городе. Все они выказали учтивость [и смелость], но внутри у них было иное, чем внешне. Они единодушно заявили, что нет пользы от присутствия султана в Иерусалиме и это даже может обернуться опасностью для Ислама; они сами останутся в городе, а он пойдет с отрядом воинов и окружит франков, как это было сделано при Акре (см. ниже). Возглавив эту армию, он должен был ошеломить врага и отрезать его от запасов продовольствия; а они тем временем должны были удержать город и отражать атаки. На этом совет закончился и все разошлись. По окончании совета султан непременно решил остаться в го­роде, так как прекрасно знал, что если он покинет Иерусалим, там ни­кто не останется[16]. После того как эмиры разъехались по домам, от них прибыл гонец, который сообщил ему, что они останутся в Иерусалиме, если только он оставит во главе их своего брата ал-Малика ал-'Адиля [13] или одного из своих сыновей. Он понял, что это сообщение означает, что они не желают оставаться в городе, его сердце захлестнула горечь, и он не знал, что ему предпринять. В ту же ночь, а это была ночь на пят­ницу, я находился по долгу службы в его покоях и должен был пребы­вать на своем посту с вечера до рассвета. Стоял сезон дождей, и с нами не было никого третьего, кроме Бога. Мы строили планы, обсуждали последствия каждого плана; однако в конце концов, видя, до какой сте­пени он охвачен беспокойством, я встревожился за его здоровье. Поэтому я умолил его прилечь и, если удастся, немного поспать. Он ответил: «Тебе, наверное, тоже хочется спать», — и поднялся (чтобы удалиться). Вернувшись к себе, я посвятил время до зари, когда прозвучал призыв к молитве, кое-каким делам личного характера. Поскольку обычно я со­вершал утреннюю молитву вместе с ним, я прошел в покои и застал его совершающим омовение. «Я глаз не сомкнул», — сказал он. Я ответил, что знаю об этом. «Каким образом?» — спросил он. Я ответил: «Потому что я сам не спал из-за того, что у меня не было времени». Затем мы со­вершили молитву и занялись тем, что нам предстояло сделать. Наконец я сказал: «У меня есть идея, и неплохая, если такова воля Аллаха!» Он спросил: «Что же это за идея?» Я отвечал: «Поддержка — от Аллаха, обратись к Нему и доверься Его милости, и ты будешь избавлен от этого несчастья». — «Так как же мы должны поступить?» — осведомился он. Я ответил: «Сегодня — пятница; мой покровитель совершит ри­туальное омовение, прежде чем направится днем в мечеть ал-Акса; и, по обычаю, помолится в этом святом месте[17], месте ночного пу­тешествия Пророка. Ты поручишь доверенному слуге тайно раз­дать милостыню; затем ты сотворишь молитву из двух рак'атов между азаном и икамой[18] и в земном поклоне обратишься к Аллаху с просьбой о помощи. Есть достоверный хадис по этому поводу. Мой покрови­тель скажет про себя: О Аллах! Я исчерпал все земные способы защи­тить религию, какие только были в моем распоряжении. Мне ничего не осталось, кроме как искать опору в Тебе, вверить себя в Твою власть и положиться на Твою милость. На Тебя одного я уповаю, Ты — лучший из хранителей. Будь уверен, что Господь слишком вели­кодушен, чтобы отвергнуть твой призыв». Он поступил в точности, [14] как я посоветовал, и я, как обычно, молился рядом с ним. Когда он со­вершал два рак'ата между азаном и икамой, совершая земные поклоны, я заметил, как слезы капают на его седеющую бороду, а с нее — на мо­литвенный коврик; однако я не слышал, что он сказал. День подходил к концу, когда прибыл гонец с донесением от 'Изз ад-Дина Журдика[19], командовавшего в то время авангардом; в донесении говорилось, что франки охвачены великой тревогой; что сегодня их воины сели на коней и выехали на равнину[20]; что они стояли там до полудня, а затем все вдруг вернулись в лагерь. Утром в субботу прибыло другое донесение того же содержания. Днем прибыл шпион, сообщивший, что меж франков возникли разногласия, что [король] французов заявил о совершенной необходимости осадить Иерусалим, тогда как английский [король] и их сторонники не хотели рисковать делом крестоносцев, отправляя войска в гористую местность, где они будут практически лишены воды, ибо султан велел уничтожить все колодцы в окрестностях города. А также, что их вожди покинули лагерь, чтобы, по своему обыкновению, про­вести совет, ибо у них был обычай, согласно которому вопросы войны обсуждались на совете, во время которого они сидели верхом. А еще он сообщил, что они решили передать вопрос на рассмотрение десяти человек, которых они выбрали из своего числа, и поступить так, как те решат. Утром в понедельник гонец привез благую весть о том, что враг свернул лагерь и направляется к Рамле[21]. Таков пример великой веры султана в Бога. Я сам был тому свидетелем. [15]