Павел Шехтман - Пламя давних пожаров

Из окон татарских домов в Баку продолжали лететь пули в русские патрули. Тогда было решено дома, из которых велась стрельба, обстреливать артиллерией. В ночь на 27 августа был бомбардирован дом Алиева; осколком был убит сын хозяина. При обыске в квартире Алиева нашли несколько ружей и штыков, множество патронов.

Этот обстрел произвел на татар сильное впечатление. Но вскоре татарские приставы догадались указывать патрулям на армянские дома, утверждая, будто оттуда ведется стрельба. По таким ложным указаниям были обстреляны дома Филиппьянца, Зейца и др. («С.О.», 8.9.1905, второй вып.).

Баку вновь приобрел вид военного лагеря; банки, магазины по-прежнему были закрыты, конка не работала… На улицах города тысячи разоренных рабочих просили милостыню.

Стрельба прекратилась: «Теперь, чтобы не привлекать внимания войск, убивают холодным оружием.» («Р.С.», 4.9.1905).

7 сентября в Баку с красноводского курорта прибыл наместник. Уже на станции его встретила делегация мусульман во главе с А.М-б Топчибашевым. Топчибашев пообещал предоставить подробную докладную записку, «из которой его сиятельство усмотрит, кто начал новую распрю и кто истинный виновник… несчастья», и сообщил, что «всегда мирные, спокойные и лояльные, бакинские мусульмане жаждут мира» («Т.Л.», 10.9.1905). На совещании армянских и татарских представителей Воронцов предложил условия мира, разработанное епископом Ананией. Они предусматривали круговую поруку и взаимное возмещение ущерба. Армяне немедленно приняли условия; татары два дня сопротивлялись, но 14 сентября согласились. Заключение мира сопровождалось мирной демонстрацией: армяне, русские и татары обошли город под звуки военных оркестров. «Недавние „враги“ горячо обнимались, целовались, лихо отплясывали лезгинку.» («Т.Л.», 18.9.1905). Надолго ли? Хотелось верить, — что надолго…

Армяне, наученные горьким опытом, отнюдь не питали особых надежд. Вскоре стычки возобновились; армяне не рисковали ходить дальше Парапета.

Во время пребывания в Баку наместник в разговоре с армянскими делегатами открыто признал ответственность администрации за антиармянскую политику: он «отметил бестактность и нецелесообразность действий, допущенных кавказской администрацией, и вызвавших среди вполне лояльного кавказского населения чувства недоверия и неприязни к правительственной власти. Отрицательное отношение властей к армянскому народу дало татарам основания думать, что армяне поставлены как бы вне закона и что в отношении их могут быть допустимы безнаказанно всякие насилия. Большая ответственность… падает на низшую администрацию, которая… подлежит коренной реорганизации.» («Новое обозрение», Тифлис, 25.10.1905. В дальнейшем — «И.О.»). Надо заметить, что этого своего обещания (о «реорганизации» татарской администрации) Воронцов не выполнил — да и едва ли мог выполнить.

Баку оказался важным, хотя и непонятым, уроком для российской бюрократии: почувствовав свою силу, татары вышли из повиновения и направили розданное им русскими оружие против русских же войск.

«Если зимний погром в Баку, — писало „Русское слово“, — был приостановлен по первому приказу покойного губернатора Накашидзе… то теперь власти потеряли всякий авторитет среди озверелого, дикого мусульманства, которое, вдобавок, снабжено превосходным оружием. „Лойяльные“ татары ведут борьбу с русским правительством, а „мятежные“ армяне в рядах русских войск сражаются с мусульманами.» («Р.С.», 30.8.1905).

Однако эти факты не заставили администрацию переменить свои взгляды. Татары еще стреляли в войска, когда генерал Фаддеев говорил корреспонденту «Тайме», что главными виновниками «событий» являются армянские интеллигенты и, главным образом, члены Императорского Технического общества! («С.О.», 7.9.1)

Как известно, у кавказских татар были давние и прочные традиции разбойничества. [26]Разбойничество отнюдь не считалось чем-то зазорным у этого полукочевого народа; наоборот, в нем видели проявление лихости и молодчества. Недаром во главе разбойников стояли обыкновенно благородные беки. Грабили, по преимуществу, «презренных» армян.

«Мусульманская анархия за Кавказом, — отмечает А. В.Амфитеатров, — началась единичными случаями разбойничанья, которые при бездействии и вялости местных властей, весьма скоро приняли в Ели-саветпольской губернии характер и размеры социальной эпидемии. Сразу бросалась в глаза ярко выраженная армянофобия разбойничьего мусульманского „рыцарства“… Необычайно редко случалось, чтобы татарин-разбойник посягнул напасть на русского… Эта система, скрывавшая лишь азиатскую осторожность — не ожесточать против себя, до поры до времени, русских властей непосредственной личною враждою, — была ложно истолкована в смысле мнимого русофильства татар. Разумеется, все эти Кяримки, Наиби… преследовались властями подолгу службы… Но преследования не исключали известного романтического сочусвтия к новейшим Карлам Моорам — якобы мстителям армянскому капиталу за татарское обнищание, к тому же столь рыцарски дающим пощаду жизни и имуществу русских посельщиков края. К сожалению, не заметили только одного — что с теми русскими посельщиками, которые, как сектанты, не состояли под особым покровительством властей, эти своеобразные русофилы церемонились так же мало, как и с армянами.» (А.Амфитеатров. Армянский вопрос, стр. 25–26).