Артем Драбкин - Я дрался с асами люфтваффе. На смену павшим. 1943—1945.

Если говорить о «кобре», то это была очень строгая машина. Приходилось даже некоторым молодым летчикам запрещать выполнять вертикальные фигуры. Этот самолет срывался в штопор на любой скорости, в любых положениях. Очень капризный, он унес на тот свет немало пилотов.

Еще когда в крутой штопор «кобра» срывалась, можно было на что-то надеяться. Из плоского штопора самолет вообще не выходил. А ведь были еще перевернутый, комбинированный… Один раз так крутанет, другой раз так. По частям, где были «аэрокобры», специально посылали хорошо подготовленных инструкторов, прошедших практику вывода самолета из штопора. И то у нас был случай. Показывать, как выводить самолет из штопора, к нам пришел инспектор по технике пилотирования дивизии. Установили громкоговоритель, на который вывели радиостанцию. Он взлетел и передает по радио, мол, сейчас я буду вам показывать срыв в штопор. Сначала сделал штопор вправо, потом снова набрал соответствующую высоту, сделал штопор влево. И вот, представьте, штопорит он один виток, второй, на вывод дает, а самолет не выходит. Он и так и сяк, но результата никакого. Мы уже видим, что земля приближается, надо прыгать, бросать самолет. Тогда инспектор медленно-медленно в последний раз попытался, и юзом, юзом самолет вышел. Он совершил посадку, со старшими летчиками встретился, а к нам, молодым, даже не подошел. Был перепуганный, на нервах весь.

Но у него еще, можно сказать, удачно все обошлось. А чуть позднее в наш полк попал рыжеволосый Витя Свирин, молодой мужик, боевой такой. Говорил все время нам: «Как это так, такой дорогой самолет, а бросаете его! Надо выводить!» Надо же было случиться, что один раз он на пилотаже тоже сорвался в штопор. Дает на вывод, а самолет ни в какую. Наоборот, из крутого штопора самолет перешел в плоский штопор. Мы отсчитали, что он сделал 22 витка. Кричим Вите: «Прыгай, прыгай!» Но он до последнего хотел спасти самолет, потом возле самой земли уже сбросил дверь, но самому выпрыгнуть не хватило высоты. Не смог даже вылезти из кабины — ударился, погиб.

Таких случаев очень много было. «Кобра» срывалась в штопор даже на большой скорости, но тут ее вывести можно было, а вот на малой практически невозможно. Это происходило потому, что у этой машины мотор стоял позади летчика. Таким образом, у самолета была задняя центровка. Впереди была установлена 37-мм пушка и два крупнокалиберных пулемета. К ним боекомплект: 30 снарядов для пушки и 400 для пулеметов. Когда боекомплекты израсходуются, соответственно центр тяжести переносился назад, и самолет легко входил в штопор. Как противовес в носовую часть самолета крепились два свинцовых кирпича.

— В запасном полку какое было настроение? Летчики хотели на фронт или не очень?

— По-разному. Бывало так, что кто-нибудь получит письмо от родных, что отца или брата убило на фронте, тут же начинает сам проситься на фронт — мол, обидно: «Я здоровый мужик, а сижу в тылу». Много было и тех, кому было так невмоготу отсиживаться в запасе, что они писали рапорт, чтобы их направили в пехотную школу. Их направляли, и они буквально через месяц шли на фронт командирами взводов. Кроме того, уходили в десантные войска.

Но, конечно, были и такие, которым, наоборот, хотелось пересидеть. Скажем, инструктора в 25-м запе. Раз ты переучиваешь боевых летчиков, то и самому надо иметь боевой опыт, хотя бы небольшой. Вот руководство и приняло решение посылать по несколько человек в боевой полк на «стажировку». Некоторые, конечно, с удовольствием летали. А один был такой: его на фронт посылали три раза, он два раза увиливал, но на третий ему пришлось лететь. Прилетел он. У нас в дивизии было три полка: 57-й, 101-й и наш 66-й. Новоприбывших распределили по полкам и ставили ведомыми к опытным летчикам. Те двое, что были у нас, хорошо прошли стажировку. А тот, как рассказывали ребята из другого полка, только услышит по радио, что появился «мессер», сразу у него мотор якобы начинает барахлить, и пытается уйти. Пару раз он так ушел, а на третий его отправили в штрафники.

— Мне говорили, что летчики, которые были сбиты, горели, зачастую также не особенно рвались на фронт…

— Это уже от человека зависит. Был у нас Афанасьев Николай [ Афанасьев Николай Тимофеевич,лейтенант. Воевал в составе 66-го иап. Всего за время участия в боевых действиях в воздушных боях сбил 5 самолетов лично и 1 в группе]. В воздушном бою у него загорелся самолет, у него обгорело лицо, руки обгорели. Выпрыгнул, приземлился. Потом, после лечения, вернулся в свой полк и летал до конца войны. Или Иван Ильич Засыпкин — москвич, бывший таксист.