Константин Федин - Первые радости (Трилогия - 1)

- Я еще вас не видела, Лиза, после окончания гимназии, - начала Вера Никандровна.

- Да, - сказала Лиза.

- Вы, что же, решили на курсы?

- Она прежде ожидает моего решения на этот счет, - заявил Меркурий Авдеевич, - как и во всяком другом крупном деле.

- Конечно, - согласилась Извекова, - такие важные вещи без родителей не решаются.

- Именно родителям такие решения и принадлежат, - настоятельно подчеркнул Мешков.

- Как вам, Лиза, понравилось вчера в театре?

- Очень.

- Кто больше всех из артистов?

- Цветухин.

- Знаменитость, - сказал Меркурий Авдеевич.

- А Кириллу он понравился? - спросила Вера Никандровна.

У Лизы почти вылетело - нет! - но она закашлялась.

Итак, Вера Никандровна уже знает, что случилось вчера в театре. Она, наверно, и пришла, чтобы говорить об ужасной сцене у Цветухина, о бегстве Лизы в одиночестве по ночному городу, - о чем еще? О том, что неизвестно Лизе и что сейчас важнее всего. О том, что с Кириллом. Ведь Лиза бросила его одного с людьми, которые были им раздражены. Наверно, произошло что-нибудь непоправимое. Какое несчастье - знакомство с Цветухиным! Зачем Лиза согласилась пойти к нему за кулисы? Если бы не ссора с Кириллом, сейчас было бы легче. Конечно, было бы тоже страшно, но не так. Ведь Лиза давно готовилась к неминуемой встрече отца с Верой Никандровной. Она предчувствовала, что это будет миг решающий, роковой. Но разве можно было представить себе, что в этот миг она будет в разрыве - неужели в разрыве? с Кириллом и ей будет неизвестно, что с ним?

- Ах, как ты раскашлялась, - сказала Валерия Ивановна. - Это уж, наверно, театр, там всегда сквозняки.

- Да, театр, - сказал Меркурий Авдеевич, помешивая ложечкой в стакане, - чего только не выделывает театр? Представляет таких персон, какие ютятся по ночлежкам.

- Да, все стороны жизни показывает, - как будто не поняла Вера Никандровна.

- А к чему все стороны показывать? Человеку надобно преподать пример, чтобы он видел, чему следовать. Так и церковь Христова учит. А тут вдруг всяческую низменность выставляют - нате, мол, смотрите, как человек мерзок.

- Да, конечно, церковь и театр - разные вещи, - заметила Вера Никандровна.

Меркурий Авдеевич повел усами с видом превосходства и укоризны: до чего в самом деле люди могут договориться!

- Действительно, разные вещи! - произнес он, улыбаясь. - Ваш сынок, наверно, согласных с вами мнений придерживается? Интересно, как он вам отозвался о вчерашнем представлении?

- Он не мог мне ничего сказать о вчерашнем, - проговорила тихо Вера Никандровна.

- Еще не беседовали с ним?

- Нет, - ответила она и, опустив глаза, попросила: - Мне хотелось бы поговорить с Лизой наедине.

Все затихли на секунду, потом Меркурий Авдеевич осторожно привалился к спинке кресла и возразил:

- Зачем же? Я подразумевал, что мы свиделись для того, чтобы устранить всевозможные секреты. А вы что же, получается - на стороне тайного поведения молодых людей?

- Хорошо, - сказала Вера Никандровна еще тише и, взяв салфетку, неторопливо развернула ее и потом опять сложила ровненько по складкам. - Я хотела вам сообщить, Лиза, что... произошло одно ужасное недоразумение... с Кириллом. Его ночью почему-то... он ночью арестован.

Лиза выпрямилась и встала, держась кончиками пальцев за стол.

- Я хочу у вас просить, - продолжала Вера Никандровна, не меняя голоса, однотонно и словно бесчувственно, - вы ведь хорошо знакомы с Цветухиным. Если бы вы к нему обратились... не одна, а, может быть, вместе со мной. Он, конечно, для вас сделает. Если вы попросите, чтобы он похлопотал о Кирилле, я уверена... Он такой влиятельный. И тогда это все очень скоро разъяснится. Вы ведь знаете Кирилла... Это же все бессмысленная случайность, и, конечно, станет очевидно, что Кирилл... И потом у Цветухина - его дружба с Пастуховым, который тоже очень известен... Я уверена...

Лиза начала медленно опускаться, как будто ей нужно было что-то поднять с пола. Голова ее мягко клонилась и вдруг бессильно легла на стол, толкнув чашку. Прядь тонких волос прилипла к скатерти, потемневшей от расплесканного чая, и лицо превратилось в костяное.

- Лизонька! - выкрикнула Валерия Ивановна, бросаясь к дочери.

Меркурий Авдеевич с мгновенной решимостью взял Лизу под мышки, казалось - без усилий приподнял и понес в ее комнату. Тревога охватила дом. Валерия Ивановна звала Глашу, подбегая к лестнице и стуча по перилам: графин с водой оказался в кухне, шкафчик с лекарствами был заперт, ключи исчезли. Лизе расстегнули платье, намочили виски одеколоном. К ней скоро вернулось чувство. Но мать неустанно обмахивала ее подвернувшимся календарем с царской фамилией на обложке.