Гвидо Препарата -

Это было очень необычное заверение. Начиная с 1918 года британское правительство решительно отказывалось от вся­ких двусторонних соглашений, содержащих гарантии в отно­шении какого бы то ни было европейского государства. Те­перь же Британия делала одностороннее заявление, причем Британия, не получая ничего взамен, давала гарантии госу­дарству в восточной части Европы; при этом британцы воз­лагали на это государство ответственность решения относи­тельно того, когда должны быть выполнены эти гарантии; это было нечто беспрецедентное (155).

Стратегия Британии, независимо от ее сложности и прозор­ливости во всем, что касалось реализации и согласованности во времени, всегда оставалась одной и той же: натравливать друг на друга врагов, а страны-сателлиты превращать в мины, подведенные под выбранного основного противника, — в дан­ном случае под Германию. То, что было накануне Первой миро­вой войны сделано Британией с Бельгией, теперь повторя­лось в отношении Польши.

Переговоры Гитлера с Польшей начались 21 октября 1938 го­да; немцы — вполне предсказуемо — просили уступить им город Данциг и километровую полосу вдоль польского коридора с шос­сейной дорогой и четырехколейной железной дорогой под юри­сдикцией Германии. Эти, надо сказать, весьма скромные требо­вания были предъявлены польскому союзнику в весьма сердечной и дружеской форме; речь шла о возвращении послед­него пустяка, потерянного Германией по условиям Версальского договора. Гитлер не желал завоевывать Польшу; напротив, он хо­тел использовать ее как союзника в грядущем наступлении на Россию (156). Правда, Польша к концу марта проявила склон­ность к спорам и придиркам, и поначалу фюрер, не понимая, что Британия успела тайно сделать какие-то предложения Поль­ше, недоумевал по поводу «непонятно откуда взявшегося поль­ского упрямства» (157).

Не удовлетворившись обманом нацистов, британцы точно так же соблазняли и Польшу, уверяя последнюю в том, что Бри­тания и Франция начнут полномасштабное наступление на Гер­манию, в случае если она решится напасть на Польшу. Однако до самого конца весны 1939 года никакая помощь — ни в виде во­енной техники, ни в виде солдат — не поступила из союзных стран в Польшу. «Британия притворилась глухой, когда Польша начала просить экономической и военной помощи для подго­товки к отражению германской агрессии» (158). В мае Гитлер приказал своим генералам считать Британию на данный мо­мент наиболее вероятным противником.

Группа Чемберлена продолжала из Лондона заигрывать с на­цистами, обещая не позднее августа «полноценное политиче­ское партнерство в обмен на мир» (159), в то время как «Круг­лый стол» продолжал требовать от поляков, чтобы они не уступали немцам.

Гитлер отказывался верить, что англичане и французы наст­роены серьезно, — это была уловка, рассудил фюрер. Он был во­оружен, потерял союзника в лице Польши и был вынужден на­нести удар — короче, он был готов начать нужную ему войну.

Весной 1939 года тайный эмиссар Рузвельта, верховный судья Феликс Франкфуртер — человек, близкий к Американскому ев­рейскому комитету, каковой, в свою очередь, стоял за спиной «Фокуса», — нанес визит в Лондон. Вскоре после его отъезда из британской столицы Черчилль повел шумную пропагандист­скую кампанию (160). На авансцену британской политики вы­толкнули теперь партию войны (см. рис. 5.2), жаждавшую поме­риться с Гитлером силами на поле боя. В мае 1937 года, когда Гитлер списал Черчилля со счетов как никчемного политическо­го легковеса, этот старый прожженный бульдог британского ис­теблишмента предупреждал Риббентропа: «Никогда не стоит не­дооценивать Англию... Она очень умна. Если вы вовлечете нас в следующую Великую войну, то мы поднимем против вас весь мир» (161).

Правда, прежде чем начать, фюрер совершил нечто абсолют­но немыслимое: для того чтобы убрать с дороги Польшу, он под­писал мирный договор с большевистской Россией.

Нацистов умиротворяли все: папа римский из страха, Британия по заранее обдуманному плану, а русские для того, чтобы выиг­рать время. Сталин тоже читал «Майн Кампф» (162) и не питал никаких иллюзий: он знал, что рано или поздно Гитлер пожалу­ет и в Россию.

Россия начала выполнять свой первый пятилетний план в ок­тябре 1928 года, на четыре года позже Германии, — именно оттуда Советский Союз импортировал большое количество капитально­го оборудования и машин. Крупп и самолетостроительная компа­ния Юнкерса имели в антикапиталистической России свои заво­ды; так же как имели свои предприятия и такие корпоративные жемчужины, как «Стандард Ойл», восторженный поклонник фюрера Форд и ряд других английских и американских концернов, занимавшихся добычей золота и нефти. Для того чтобы оправ­дать такую ускоренную индустриализацию страны, Сталин воспользовался призраком агрессии с Запада и довел дело до конца за счет 25 миллионов крестьянских хозяйств — так называемых кулаков. Пять миллионов их были убиты, хозяйства уничтожены и коллективизированы. Экологические и экономические послед­ствия таких невероятных жертв, не говоря уже о страданиях лю­дей, были настолько тяжелы, что к 1930 году привели сталинскую Россию в такой безвыходный тупик, что только капиталистиче­ская поддержка, спасение, пришедшее с Запада, позволила Ста­лину благополучно довести караван своей диктатуры до послед­ней сцены предвоенного спектакля. Например, строительство днепровской плотины — величайшего воплощения таких спасительных вложений — финансировалось американцами, а возведе­нием руководил один британский концерн (163).