Гвидо Препарата -

6 марта 1936 года, оказавшись перед лицом вооружения Гер­мании, Франция вновь ввела у себя воинскую повинность. Гит­лер поступил так же — опять-таки в нарушение статей Версаль­ского договора. Британия «выразила протест», но — что любо­пытно — не забыла при этом поинтересоваться у германских властей: «Не отказывается ли германская сторона принять сэра Эрика Саймона и Энтони Идена, как это было запланировано ранее?» Едва ли такая вежливость уместна в отношениях с вра­гом. 25 марта британские государственные деятели приземли­лись в Берлине. Немецкий переводчик Пауль Шмидт вспоми­нал, как Саймон отечески, с искренней любовью поглядывал на Гитлера большими карими глазами. Иден вел себя более осмот­рительно и отчужденно.

На встрече с ними Гитлер снова принялся распространяться о необходимости создания единого фронта против большевиз­ма и — это была новость — предрек возможность взаимопонима­ния в вопросе о пределах вооружения Германии: нельзя ли, ска­жем, для начала позволить Германии тоннаж флота, равный 35 процентам тоннажа британского военного флота. Британцы не ответили «нет».

Переговоры прошли с большим успехом и завершились тор­жественным приемом в британском посольстве, где посол, сэр Эрик Фиппс, выстроил в шеренгу своих детей, которые, вски­нув руки в нацистском приветствии, прокричали: «Sieg Heil!» Этот театральный эффект, по мнению немецкого переводчика, был, пожалуй, «немного постыдным» (120). Все было бы просто отлично, если бы Иден, покинув Берлин, не направился сразу в Москву.

Это был самый первый пример двоедушной пантомимы, ра­зыгранной британским министерством иностранных дел; нем­цам показали два лица: искреннее сочувствие Саймона и скепти­ческую мину Идена. Первый был представлен как фигура из высших эшелонов власти, а второй сразу же после визита отпра­вился в гости к врагам нацизма. Это представление было пред­назначено для немцев, так же как и для европейской диплома­тии: опираясь на свою вечную двусмысленность, Британия была теперь наилучшим образом подготовлена к выполнению своего плана.

После мартовской встречи, вдохновленный ее результата­ми, Гитлер отправил в Лондон англофила Иоахима фон Риб­бентропа, бывшего торговца шампанским, женатого на пред­ставительнице старой винной династии и нашедшего свой путь к нацистам через фон Папена, заключать с Британией соглаше­ние о «35 процентах тоннажа» для германского военно-морско­го флота.

«Ни на минуту не забывайте, — предупреждал Риббентропа японский военный атташе в Лондоне капитан флота Арата Ока, — что британцы — самые коварные люди на свете и что они достигли непревзойденного мастерства в искусстве перегово­ров, а также в искусстве манипулировать прессой и обществен­ным мнением» (121). Но ни Риббентроп, ни другие нацистские лидеры не имели все же ни малейшего представления о том, с каким именно коварством им придется иметь дело.

Переговоры начались 24 мая 1934 года в здании министерст­ва иностранных дел в присутствии благодушного Саймона. Риб­бентроп, как и ожидалось, потребовал британского согласия на соотношение тоннажей, предложенное Гитлером в марте. Но Саймон неожиданно побагровел от ярости: он находит это тре­бование неслыханным, а такие хвастливые угрозы совершенно неприемлемыми и нетерпимыми. На этом дискуссия была закон­чена. Риббентроп и его спутники были, мягко говоря, смущены и растеряны. Однако два дня спустя германскую делегацию при­гласили в обшитые дубовыми панелями залы Адмиралтейства, где заместитель Саймона сэр Роберт Крэйги хладнокровно объ­явил, что Британия принимает предложение Германии; от такой нежданной удачи спутники Риббентропа лишились дара речи (122). После этого Риббентропу позвонил Гитлер. «Отличная ра­бота, — гремел он в трубку, — сегодня самый счастливый день в мо­ей жизни» (123). Все было бы просто отлично, если бы букваль­но через несколько дней члены совета Итонского колледжа не отказали в приеме сыну Риббентропа (124).

В течение шести месяцев, прошедших с момента заключения инспирированного Норманом англо-германского платежного соглашения в конце 1934 года и англо-германского морского со­глашения, подписанного в 18 июня 1935 года, Гитлер заручил­ся — ни много ни мало — официальной британской финансовой и военной поддержкой. Фюрер ликовал.

Растерянная и взъерошенная Франция просто не знала, что делать: в середине мая 1935 года, в полном отчаянии, она заклю­чила пакт о взаимопомощи с Россией и Чехословакией.