Гвидо Препарата -

[Инфляционный] кризис мог возникнуть только после окончательного преодоления безработицы, а этого не произошло до конца 1937-го или даже до начала 1938 года. До тех пор единственными трудностями, с которыми нам приходилось сталкиваться, были трудности с иностранной валютой. Шахт сказал мне, что мы располагали зарубежным кредитом в пол­тора миллиарда марок, и именно на этом финансовом осно­вании я задумал мой четырехлетний план, который никогда не внушал мне ни малейшей тревоги... так обстоят дела и се­годня [в августе 1942 года], мы не испытываем ни малейшего стеснения в деньгах (101).

26 ноября 1936 года Шахт был освобожден от должности министра экономики и поста уполномоченного по военной экономике; его деятельность теперь ограничивалась управлением Рейхс­банком.

После Kristallnacht, ночи 9 ноября 1938 года, в течение кото­рой по всей Германии оскверняли и разрушали синагоги, Шахт получил от Гитлера последнее предложение, последнюю воз­можность: он должен был предложить влиятельным еврейским деятелям англо-американских финансовых кругов план эвакуа­ции евреев из Германии — осуществлять общее руководство этим делом должен был Монтегю Норман. В целом план Шахта заключался в конфискации богатства немецких евреев для обеспечения выпуска пятипроцентного международного зай­ма, на который должны были подписаться богатые зарубежные единоверцы германских иудеев: конфискованные средства предполагалось направить на погашение долга. Четверть дол­ларовых поступлений но займу предполагалось использовать на оплату выезда из страны экспатриантов (102).

«Это было отнюдь не идеальное предложение», — признал Шахт (103), но, рассуждал он, это было все же лучше, чем оста­вить евреев на милость нацистской партии. Несомненно, его план был воровским и вымогательским и послужил объектом издевательства со стороны Рузвельта в Соединенных Штатах и Чемберлена и Галифакса в Британии; за три дня — с 14 по 17 декабря, поощряемые недовольством своих политиков, ев­рейские банкиры напрягли мускулы и саботировали предпола­гавшуюся конференцию (104), решив дать отпор и не подчи­няться нацистскому шантажу.

Шахт потерпел неудачу, но не был незаменимым человеком: 21 февраля 1939 года он был уволен с поста президента Рейхс­банка. Почетный титул министра без портфеля он сохранял до 21 января 1943 года.

«Nostra maxima culpa» («Наша самая тяжелая вина») — так назы­валась глава в одной из многих, похожих друг на друга книг, по­священных британскими историками тому волнующему перио­ду британской истории, получившему наименование «периода умиротворения» (105). «Culpa», «вина», «заблуждение», «достой­ная сожаления ошибка» — так стыдливо обозначают попытку умиротворить гитлеровский режим, который нельзя было уми­ротворить никакой доброй волей. В лучшем случае это называ­ют ошибкой. В худшем — постыдным эпизодом, но в любом слу­чае это представляют следствием заблуждения.

Согласно этому мифу, из-за того, что элита вдруг, совершенно неожиданно для себя, обнаружила, что в своей внешней поли­тике она глубоко расколота на несколько непримиримых тече­ний, Британия, исполненная самых добрых намерений, но со­вершенно ослепленная, оказалась не в состоянии разгадать замыслы нацистов и в результате невольно оказалась отчасти виновной в последовавшей мировой катастрофе. На поверхно­сти британского политического ландшафта действительно по­являются реальные фракции, которые мы воочию видим, у этих фракций есть реальные лидеры, они ведут яростную борьбу друг с другом но поводу жизненно важных для империи вопро­сов. Выгадав на этих политических раздорах — как говорят апо­логеты британского истеблишмента, — Гитлер и дал волю своим безумным амбициям.

Правда же заключается совсем в ином. Британский истеб­лишмент всегда был монолитной структурой; разногласия сре­ди правителей, если они и были, касались только политики, но никогда принципов и целей, которые у них всех были одина­ковы. Британцы никогда не испытывали сомнений по поводу того, что надо делать с Гитлером. Было очевидно: в нужное вре­мя уничтожить его и стереть Германию с лица земли — этого требовала имперская логика. Напротив, прагматический во­прос заключался в том, когда нацисты окажутся настолько обманутыми, что их снова удастся заманить в западню воины на два фронта? Ответ был очевиден: для этого с ними некоторое время надо было потанцевать. И Британия танцевала, выделы­вая замысловатые па но полу дипломатического бального зала тридцатых годов, кружась самым замысловатым способом,