Предводитель русского движения в Киеве стоял в виду врагов, овладевших здесь всеми позициями нашей народности, до последнего её редута, до монастырских стен. Могущество противной стороны заключалось не в одном механизме польской гражданственности. Предстояло бороться с многовековой работой латинской культуры, выдвинувшей свои траншеи за черту католического мира — в землю Владимира и Ярослава; [3] Римская курия действительно смотрела на принадлежащую Польше русскую территорию, как на военные форпосты. В тайной инструкции, вручённой, в 1621 году, нунцию Торресу при отправлении его ко двору Сигизмунда IIІ, говорится, между прочим, следующее: «Во все времена, на города и провинции, лежащие на границах государства, обращаемо было больше внимания, нежели на серединные его части, потому что, укрепив пункты, выставленные на неприятельские покушения, тем самым уменьшай опасения относительно безопасности всего государства. Так и обширное Польское королевство с присоединёнными к нему провинциями, надобно разуметь не иначе, как членами христианской республики, расположенными на самых её оконечностях, или на окраинах государства, подчинённого власти папы и апостольской столицы. Поэтому они должны быть дороже им всех других, и чем они отдалённее и больше подвержены утрате или повреждению, тем с большею заботливостию и большими силами надлежит охранять их».
предстояло бороться с приобретениями человеческого ума, которыми располагало энергическое общество полумонахов, всё ещё управлявшее вселенной, и вдобавок — с религиозным фанатизмом, который находил себе оправдание в сознании святости дела своего. Наши поборники православия, в устах папы, были «заражённые корни и не приносящие плода ветви». Наша отрозненная Русь, под его пером, была «рассадником ядовитых растений и пастбищем драконов». Наше вероисповедание называл он «чудовищем нечестивых догматов и делом дьявола». По его убеждению, щадить нас ни в каком случае не следовало. Напротив, глава католического мира взывал к королю, «знаменитому поражением турок», чтоб он, ради общего блага, огнём и мечом истреблял на Руси православие, а пламенные слуги его, иезуиты, работали в Царьграде над тем, чтобы иерусалимский патриарх, этот «факел мятежа», этот вождь «злодеев», в свою очередь, «испытал силу королевского гнева, и своим бедствием обуздал дерзость остальных». [4] По настоянию апостолов папы, иезуитов, французский король, повелел тогдашнему своему посланнику в Царьграде «procurer, s’il est possible, la ruine du patriarche de Constantininople, comme d’un hérétique très dangereux», как об этом писал сам посланник, находившийся при турецком дворе в 1623 и след. год. (Historia Russ. Monumenta, deprompta a Turgenevio, II, 224).
Все это мы видели, слышали, знали, чувствовали. С каждым днём ожидали мы последнего удара, и с каждым днём воскресала в нас молчаливая энергия отпора. Недаром наши убогие чернецы, вписываясь в церковное братство, выражали вместе с тем готовность пролить за него кровь свою. Если католиками руководил фанатизм нетерпимости, то православных одушевлял энтузиазм стойкости. Драма, возникшая таким образом из напора видимой силы на кажущееся бессилие, тем ещё более знаменательна, что доказала победительное могущество нравственных ресурсов, которые, в обыкновенном течении дел человеческих, являются столь слабым двигателем их, сравнительно с ресурсами умственными. По вдохновению простого чувства правды, люди нашего прошедшего преподали в ней людям нашего будущего урок драгоценный.
Да, монастырские стены в Киеве и в тех немногих уже монастырях, которые сохранили древнюю связь с рассадником русского православия, были последней опорой русской народности в то время, когда, среди отчаянной борьбы за наследие после предков, изнемогавшие борцы дерзновенно провозгласили православную митрополию в виду облечённой законностью митрополии униатской. «Не имамы к кому прибегнути (писал в 1622 году Исаия Копинский в Москву): царей и князей и боляр благочестивых не имамы. Все отступницы от благочестивой веры нашей. Едины ляхи, вторые унеяты, третии сынове еретически... И нигде не имамы от них упокою, только все мы благочестивыи в маленьком кутку теснимося на Украине в земле Киевской, колько нас особ святительских благочестивых, которых посветил патриарх иерусалимский». [5] Матер. для Ист. Восс. P. т. I, докум. XIII.
Вот верное изображение тогдашнего православия в Речи Посполитой, соответствующее поголовному осуждению русской шляхты в апостольском послании Иоанна Вишенского. [6] См. том I, стр. 298 и 306.
Читать дальше