В следующий раз я приехала в Джанкой через полтора года. Поинтересовалась, где работает Ваня Рак.
— В институт уехал. Ищи ветра в поле!
— Обещал вернуться, когда окончит?
— Все обещают.
Товарищ из отдела кадров добавил усмехаясь:
— А Эдик вещички складывает…
Эдик действительно складывал вещички, собираясь догонять Ваню, — ехали они в один институт…
И вот прошло еще шесть лет, идет апрель 1967 года, и я слышу:
— Мастер Иван Кузьмич Рак обеспечил бригаде Сиротюка выработку сто сорок процентов при отличном качестве работы…
Весь следующий день я провела в бригаде Адама Сиротюка, на участке, где мастером был Ваня.
И сам Сиротюк и монтажники его были молоды. Не так, положим, как были молоды мальчишки, встретившиеся в общежитии в мой первый приезд.
Но все-таки они были молоды, и на многих из них выгорали гимнастерки, которые не успели сноситься в армии.
…Рядом со мной стоял начальник участка и рассказывал о том, как умеет организовать работу Иван Кузьмич, как мало бывает хлопот с бригадами, где мастером Иван Кузьмич…
Иван Кузьмич, которого мне упорно хотелось назвать Ваней, мотался поодаль: ставили на седло опоры, весящие несколько центнеров лотки. Точность при этом нужна была миллиметровая…
Впрочем, очевидно, самым точным должен был быть крановщик, поднимавший своей стальной «рукой» это корыто.
— Хороший у вас крановщик? — спросила я.
— Крановщик? Гречкин? Лучше не бывает.
— А экскаваторщик?
— Лучший экскаваторщик, — сказал начальник участка убежденно.
Лучший экскаваторщик СМУ-3 Михаил Петрович Немерчук подошел к нам как раз в тот момент, когда мы, перебивая друг друга, каждую фразу начинали со слов: "А помните?"
— А помните патроны? — спрашивала я, и все кивали. Немерчук тоже кивнул, и перед ним тоже, наверное, как и передо мной, встала эта тяжелая, начиненная свинцом земля первых траншей на промбазе. Кстати, он тоже рыл эти первые траншеи.
— А «молнии» — помните?
— "Чем, собственно, занят товарищ Червинский? Почти все бригады простаивают по два-три часа без раствора", — подхватил начальник участка, и мы все засмеялись. Фамилия незадачливого Червинского оказалась чем-то вроде пароля. Она отбросила нас на шесть лет назад, объединила…
— И стихи там тоже в «молниях» были, — сказал Немерчук. — Он писал, Ваня. Иван Кузьмич…
Червинский минуты у нас крадет,
Червинский себе их в карман не кладет,
А просто пускает на ветер…
А степь вокруг — зеленая, шелковисто лоснящаяся — была куда красивее, чем та, где я впервые увидела ни с чем не сравнимый пунктир Канала. И жаворонок висел в эмалевом небе как бы для окончательного украшения ее, и канал, как могучая река жизни и времени, тек рядом, а все чего-то не хватало этой новой степи. Но, может быть, не ей — мне не хватало?
Лучший мастер участка с треногой теодолита в руках подошел почти вплотную, спросил, будто догадываясь, что я нуждаюсь в утешении:
— Соколовского помните? В Красногвардейском он, мастером.
Эдиком он его уже не решился назвать.
Вокруг лежали земли, уже привыкшие к каналу. Земли, на которых работали малые скреперы, выравнивая чеки под рис. Главные же силы ушли в Раздольненский, Первомайский и Нижнегорский районы.
Вот мне и посоветовали поехать на участок к Аверьянову: "Встретите там людей, которые прошли весь путь, считая от Каланчака".
Это был лучший участок СМУ-5, которое вело тяжелые земляные работы по всей длине канала.
Встреча должна была произойти в Калиновке, но я попросила шофера:
— Давайте сначала в Первомайское…
В Первомайском я работала сразу после института и не видела его с пятьдесят седьмого, ровно десять лет.
— Вон винзавод у них, — сказал шофер. — Не знаю, в ваши времена был ли…
— В мои времена и куста винограда не росло…
Мы проехали уже виноградники, и теперь машина шла мимо цветущего сада. Деревья были высокие, развесистые. Шоферу, очевидно, казалось: вот так вот и стояли они с самого сотворения мира. Деревьям было лет 12–13. Шоферу — лет 20…
— На малой воде, — сказал он одобрительно. — Не ждали нас, били артезианы…
Ровное зеленое свечение струилось над поселком. И становилось ясно: не только сейчас, в апреле, но и в августе пыльные вихри смиряют свою злую прыть, натыкаясь на деревья. А деревья росли не только в сквериках и дворах. Они выбегали к тротуарам и перебегали через тротуары. Клумбы раскинулись всюду, будто люди спешили наверстать упущенное, торопились друг перед другом быть щедрее, отзывчивее. И земля тоже торопилась.
Читать дальше