Елена Флорентьева
Леонид Флорентьев
Сто голландских тюльпанов
Дружеский шарж В.Мочалова
Почему-то у нас никогда не спрашивают: "А как это вы пишете вместе?" Мы бы ответили:
- А так и пишем. Один сочинит, целый день ходит радостный, а другой потом прочитает, улыбнется так, будто съел горький огурец, и скажет: "Что-то у тебя ерунда вышла". Сядет, все заново перепишет и веселым голосом возвестит: "А вот теперь хорошо, правдиво. Чего ты дуешься? У тебя много вранья было".
Но случаются у нас и очень хорошие минуты: устроимся удобно в креслах, мирно поговорим по душам, обсудим творческие планы. Потом три дня не разговариваем.
А иногда крадем друг у друга сюжеты.
Рисунки И.Смирнова
Из похождений Кутякина, эсквайра
В ящике письменного стола он нашел записку: "Не знаю, что вы о себе думаете. Может, думаете, что вы красивый, и вам от этого делается приятно. А на самом деле вы настоящее хамло. Ходите вечно в замше. И в столовой морды корчите над тарелкой. Привет, Палтус! Плавай пока".
Кутякин порвал записку и вышел в коридор покурить. Сначала он подумал, что записку написала женщина, поскольку в начале упомянута была его красота. Потом ему пришло в голову, что автором мог быть и мужчина, ибо в конце содержалась угроза. Третья и последняя мысль не перечеркивала, но дополняла две первые: "Кретины!"
В шесть ноль пять он вышел из министерства и прошествовал к близлежащему гастроному, памятуя о наказе жены: купить швейцарского сыру.
Он честно выстоял очередь в кассу, однако ему почудилось, что кассирша смотрит на него с плохо скрываемым отвращением.
- Вот ваши деньги, можете взять все, — сказала она и сунула тугой комок грязных рублевых бумажек в потную кутякинскую ладонь.
Он открыл было рот для протеста, но тут кто-то поддал ему коленом под зад, и он отлетел прямо к прилавку с сырами. Продавщица злобно вырвала чек из его руки.
- Триста швейцарского, — пискнул Кутякин.
- Ничего, хватит тебе и двухсот, Палтус. Нарезать или куском? — продавщица с шумом рассекла воздух огромным ножом и примерилась к головке сыра.
- Наре... куском, — вымолвил Кутякин, опасаясь впасть в немилость.
Синей молнией сверкнула сталь; косо отрубленный кусок сыра сам собою оказался в руках Кутякина, продавщица же, залихватски гикнув, вскочила верхом на бидон из-под сметаны и унеслась в сторону колбасного отдела.
Порыв ветра, напоенного полынью и дягилем, принес ее прощальные слова:
- Не забывай меня, Кутякин!
Тут же его подхватила толпа угрюмых мешочников, и на чьих-то крепких плечах он благополучно выехал на улицу. Проходившая мимо пионерка в белом фартуке сделала Кутякину козу.
- Какой вы, дядя, — сказала она кокетливо, достала из карманчика милицейский свисток, раздула щеки, как хомяк, и свистнула.
- Домой, домой, — заторопился Кутякин. Он сделал несколько шагов, но путь ему преградили два молодца в длинных кожаных пальто.
- Куда? — коротко спросил первый и взял Кутякина за левую руку, в которой был сыр.
- Домой, — прошептал Кутякин, вяло пытаясь выдернуть правую руку из железной хватки второго.
- Никак нет, Палтус. Пойдешь с нами.
Кутякин задергался в поисках аргументов.
- Сыр... Сыр тут...
Первый резким отработанным движением тут же выбил сыр из руки Кутякина. Второй наподдал сыр ногой так сильно, что сверток по крутой траектории ушел в вечереющее небо.
- В Эфиопии голод, — пояснил он Кутякину.
Парни приволокли Кутякина в какой-то незнакомый, страшный двор-колодец и привязали его к детскому деревянному грибку. Кутякин заплакал. Слезы крупными горошинами падали на замшевый его пиджак.
Первый парень достал из кармана платок с монограммой, вытер Кутякину лицо, потом зажал нос и велел сморкаться.
- Пфу! — дунул носом Кутякин.
- Сильнее! — потребовал парень, продолжая сжимать кутякинский нос.
- Пфу! Пфу! — постарался Кутякин.
- Ну, вот и ладненько, — сказал парень. — Собственно, мы тебя сюда пригласили, чтобы спросить: ты выпить хочешь?
Читать дальше