Елена Флорентьева - Сто голландских тюльпанов

Тусклая лампочка. Зеркало с черными трещинками. Маленький розовый обмылок норовит выпрыгнуть из ладоней.

- Как вы живете, Софья Ивановна? — спросил бодрым голосом, входя на кухню.

- Да какая жизнь в мои годы. Известное дело, — старуха пожала плечами. — Скриплю помаленьку. А полотер умер.

- Он знакомый ваш был?

- Какой знакомый. — Она затрясла головой. — И никакой не знакомый, а сосед. Жил сверху. Когда ходил - шаги были слышны. А то покрикивал на пса. А мне все веселей было.

- А где ж теперь пес?

- А кто его знает. Пса не слыхать. Может, родня забрала. Да что пес... А он-то вежливый был мужчина, веселый. Говорили, мастикой потравился. Раньше-то, бывало, воском натирали паркет. Блеск и чистота, а теперь навыдумывали... Вот и все новости. В нашем-то возрасте без новостей лучше. Пока на своих ногах хожу, а на пасху слегла - думала, не встану. Сестра ходила ко мне, такая вертлявая, нахальная девка. Шприц не кипятит. Я ей говорю: должна кипятить, а то заразишь этим. Как его?

- СПИДом, что ли?

- Во-во, СПИДом. А потом выселят, знамо дело. Теперь и болеть страшно. Врачей боюсь. Убьют и глазом не моргнут. Не помню я ничего. Кроме жизни. Ну, а ты зачем пришел?

- Навестить. Я думал, вам будет приятно. — Он снял с плиты чайник и стал наливать кипяток в чашки, звякая браслетом. Старуха следила взглядом за его руками.

- Но ты мне не родня. Родни нет. И кость у тебя тонкая, а наши все ширококостные были. Мужики все в семье кряжистые, крепкие. Да мужики-то потом перевелись, а народилась Алка. А здорова выросла, не дай бог. В нашу, соловьевскую породу. А ты - не родня...

- Все люди как-то связаны между собой. Вот и мы раньше были родственниками.

- Да уж кто виноват? Никто не виноват, — заключила старуха. — А где Алка? Неудачная вышла внучка. Она теперь замужем?

- После развода не встречались. Разве она к вам не заходила?

- Неудачная получилась девка. Не заходила, нет. Зачем ей? — Старуха уронила ложку.

- А может, вам что-нибудь нужно? — спросил парень. — Я могу починить или достать.

- И ламинарию можешь? — оживилась старуха. — Моя ламинария кончилась.

- Это что такое, морская капуста, что ли?

- Да, ламинария.

- А еще? Капусту я куплю.

- А что ж еще?

- Хотите, принесу что-нибудь интересное почитать? Или продукты принесу?

- Нет, не нужно ничего, не нужно. Что я теперь ем? Я теперь уж и не хочу. А тебе? Может, тебе денег нужно? Я могу немного... в долг. — Старуха посмотрела в пространство, пошевелила губами. — Много у меня нет. Я отложила... Сам понимаешь, чтобы хоть проводили по-человечески. По телевизору слыхала, теперь одиноких и хоронить не хотят. Бросят в больнице... А рублей пятьдесят я бы могла...

- Да зачем же вы так, Софья Ивановна? Не нужно думать даже о таких вещах. Думайте о жизни. Знаете, был такой врач, Поль Брэгг, он умер в девяносто шесть лет, и то погиб во время шторма, когда катался на доске по морю. А долгожителей сколько... Думайте о них. Человек должен жить долго. И радоваться каждому дню. А мне ничего не нужно. Я просто так пришел. Взял и пришел.

- Соскучился, видать, — усмехнулась старуха. — Вы, молодые, просто так не ходите. Вот и сестра эта, балаболка, мне говорит: "Отдайте мне страусиное перо, вы уже старая". А я не дала! Для Алки берегла раньше. Ты ее видишь?

- Софья Ивановна, а из друзей ваших кто-нибудь живет поблизости?

- Может, и живет кто. — Старуха посмотрела куда-то сквозь стену. — Только я думаю, померли все. Раньше-то открытки слали, а теперь молчок. Иногда сяду на досуге, вспомню прежнюю жизнь... Когда и поплачу. Жизнь я хорошо помню, а по мелочам все забываю. Называется склероз. Жаль, семьи нет. Я бы жила в семье, где маленькие детки. Кого побаюкать, кого пожалеть... Я бы могла еще. Жаль, Алка не получилась. А может, ты придешь еще... Я и буду знать, что есть родственник. Чужих-то я не люблю, морока от них...

Потом она проводила его до дверей.

- До свидания. Софья Ивановна, — сказал парень. — Вот найду ламинарию и зайду.

Старуха кивнула. Она стояла, придерживая дверь высохшей рукой, и не захлопнула ее, пока не закрылись дверцы лифта.

- Так как все это было? Расскажите во всех подробностях. Время я зафиксировал: 18 часов, так?

- Да... В троллейбус набилось слишком много народу. Меня вынесло с задней площадки куда-то в середину салона. Водитель тонко крикнул, не держите, мол, двери, а то не поеду, следующая остановка - Парижский вокзал.

- Нет такого вокзала, гражданин. Рижский вокзал - остановка.