Елена Криштоф - Сто рассказов о Крыме

— Что там делал? Портфель таскал, заведовал.

— А в строители как?

— Очень просто: положил портфель, взял лопату.

Он сидел, зажав между коленей большие, обветренные руки, голова чуть дурашливо втянута в плечи. Наверное, ему очень хотелось сказать: "Ах, отстаньте вы все от меня, нашли общественного деятеля".

Этого по вежливости и новому своему рангу он не сделал, а просто вскочил, решив внезапно:

— Эдика позову. Меня сегодня благословили. А Соколовский комсомольским штабом уже сколько времени командует.

Эдик оказался еще моложе Вани. У него были детские безмятежные щеки, детские надменные губы. И биография соответственная. Однако рассуждать и отвечать на вопросы, Эдику было явно легче, чем Ване. Стройка замечательная, и если уж говорить о людях ее, то выбирать надо не таких, как они, тут нужен человек, уже сделавший что-то такое… Эдик пошевелил плечами, примеривая слова «необыкновенное», «героическое»? Правда, героического на стройке, пожалуй, пока еще нет. Вот на Каланчаке, у Губаренко — другое дело.

— А что — на Каланчаке? — признаюсь, тогда фамилию Губаренко я пропустила мимо ушей.

— У Губаренко стихия, романтика, а у нас! — Эдик засмеялся, махнул рукой. — Завтра пойдете на стройку, увидите, что есть, что будет.

…Строительство Джанкойской промышленной базы еще не было строительством канала, но и оно достаточно впечатляло. Несколько гектаров распланированной, разрытой, кое-где одетой в бетон земли. Подпирающие небо колонны — на них смонтируют свод завода железобетонных конструкций. Поднимая волны жидкой грязи, у растворного узла сновали грузовики. Ветка железной дороги вбегала прямо в центр строительной площадки. И тот же ветер трепал беленький листочек «молнии» на неоштукатуренной стене…

"Чем, собственно, занят товарищ Червинский? Почти все бригады по полтора-два часа простаивают без раствора. Требуем наладить работу растворного узла".

"Не позволим оставлять замес на второй день, это снижает качество бетона. Помните, что мы строим, товарищи, из растворного узла. Комсомольский штаб требует…"

— Кто писал? — спросила я.

— Ваня Рак.

Я застала Ваню Рака на рытье траншеи под фундамент трансформаторной будки. Он кивнул на холмик, все растущий под его лопатой.

— Посмотрите, что копаем.

Нагнувшись, подхватила в горсть черной, какой-то странной земли. Она вся была пересыпана почти совсем уже истлевшими, но хранящими еще форму гильзами.

— А это свинец — поднимите-ка. Запекся в земле.

Смотрю на Ваню и не узнаю его. Рядом смеются девчонки из бригады, подбрасывая мертвые, уже никому не страшные гильзы. Очень далека от них истинная сущность выкопанного сегодня «клада»: девчонки еще не распрощались окончательно с детством. А у Вани лицо солдата.

…Тихая ночь стояла над Джанкоем. Голые, темные ветки деревьев расчертили небо, и, странно, от этого краски его стали нежнее, прозрачнее. Я вспоминала…

В сорок четвертом мы возвращались с месячных курсов трактористов. Несколько девушек и парней из степных совхозов. В Джанкое нам надо было ловить поезд-товарняк, другие тогда еще не ходили. Тоже была ночь и крупные южные звезды. А те патроны, что нашел сегодня в земле Ваня Рак, еще хранили тусклый блеск своих медных рубашек… Минеры ходили по Джанкою, ощупывая, выслушивая землю. Каким умудренным жизнью и, наверное, пожилым казался нам тогда тридцатилетний солдат, объясняющий на курсах все, что требуется, о коробке скоростей, о поршнях и цилиндрах. Только магнето было для него самого полно загадок. Солдата списали из армии из-за контузии. Он умер через месяц после того, как подписал нам справки об окончании курсов…

Тихая ночь стояла над Джанкоем, но в ней чувствовалось приближение утра. Пустынно было на перроне, и я обрадовалась, когда в конце его показалась быстро шагающая фигура.

Впрочем, радость моя поубавилась, как только я узнала этого человека. И все-таки окликнула:

— Ну, как? Устроились, договорились?

— С ними договоришься, — он тяжело махнул рукой. — Понаехали тут со всего света сосунки, а туда же — не сдвинь его, не потревожь.

— Хозяева стройки, — сказала я. — Хозяева, а будут и мастера.

— Мастеров не будет. Соскучатся за мамкиной титькой — разбегутся.

Пустынность перрона и собственная неудача нагоняли на него тоску, и он говорил, говорил…

Только я не вслушивалась. Я вспоминала листочки «молний» и Ваню, каким он был, когда держал на ладони тяжелую, пополам со свинцом землю…