Дмитрий Старостин - Между Средиземноморьем и варварским пограничьем [Генезис и трансформация представлений о власти в королевстве франков]

Итог изучению метода Григория Турского подвел в конце XIX в. в. Ваттенбах, чья работа по историографии стала классическим учебным пособием, а построения явились во многом основополагающими для последующих поколений ученых. Он развил изыскания предшественников и подчеркнул, что взгляды ученого епископа-историка из г. Тур были «наивными» и бесхитростными {49} . Рассматривая историческую концепцию Григория, он суммировал проведенные в XIX в. исследования и ясно сформулировал тезис, что главной целью епископа Тура было всего лишь правдиво и в меру своих скромных способностей (в латыни и в языке в целом) изложить процесс перехода от римской Галлии к Галлии варварской, т.е. франкской, и подчеркнуть то, что приход Хлодвига знаменовал окончание римского господства {50} .

Большое доверие к «фактам», излагаемым Григорием Турским, и их пристрастная интерпретация О. Тьерри создали ряд широко распространенных, но, тем не менее, не совсем верных представлений, которые значительно отставали от картины этой эпохи, полученной в научных трудах. Взгляд знатоков на меровингскую историю существенно изменился. Однако заключения и результаты осуществленных исследований — в силу своего узкопрофессионального характера — не всегда становились частью инструментария специалистов, зачастую оставаясь недоступными даже для медиевистов. В длинном ряду ученых, использовавших материалы Григория Турского, особенно следует выделить тех, кому удалось выработать новаторские подходы к интерпретации данного авторитетного источника [14].

Со времени появления «Рассказов из времен Меровингов» О. Тьерри к «Истории» Григория Турского относились, прежде всего, как к неиссякаемому источнику информации. Стремление организовать полученные данные в целостную систему стало одной из центральных задач современного исследователя. Мировоззрение автора интересовало ученых только в самом общем виде. Главным образом, привлекала внимание явно выраженная у Григория прокатолическая трактовка событий, связанных с готами-арианами. Именно по этой причине он сознательно скорректировал рамки повествования, обращаясь к событиям Вестготской Испании. Заданная Тьерри традиция доверять епископу Тура была связана в первую очередь с великолепными качествами рассказчика, которыми он обладал. История вставала перед глазами его читателей как живая, и благодаря этому казалось, что правдивость рассказов Григория Турского не нуждается в проверке и оценке. Почитание Григория Турского зиждилось на внутреннем доверии исследователей к достоверности представляемой им информации. Определенной попыткой объяснить, хотя бы в общих чертах, данный феномен, можно считать предположение, выдвинутое Хеллманом в начале XX в. В статье, написанной на основе подготовленного им критического издания текста Григория Турского, подчеркивается, что центральным положением «методологии» историописания франкского историка был «реализм» {51} . К сожалению, содержание и специфику этого «реализма» Хеллман не раскрыл, и понадобилось еще полвека, чтобы в исследовании Ауэрбаха истоки методов иллюзорного воссоздания действительности были обнаружены в позднеантичной культуре. Мало оказалось среди историков XIX — начала XX в. тех, кто обратил бы внимание на Григория Турского как на оригинального автора, а не просто как на епископа-архивариуса, собиравшего мелкие детали и разрозненные факты о приходе и пребывании франков в Галлии. Если исследователи и обращались к таким проблемам, как историографические метод и техника Григория, то только для того, чтобы подвергнуть его критике за неточности и ошибки, не пытаясь понять, были ли они следствием унаследованного им от Поздней Античности риторического подхода к действительности, или же результатом незнания, неосведомленности и простой небрежности {52} .

Несмотря на кажущуюся «прозрачность» метода Григория Турского, попытки углубленного изучения этого вопроса поставили в начале XX в. ряд неразрешимых проблем. В частности, критика первых книг «Истории», посвященных приходу франков в Галлию и созданию королевства Хлодвигом, показала, что изложение епископа Тура не свободно от систематических неточностей (или даже идеологической «заданности») {53} .

Любопытно, что на восприятие учеными наследия Григория Турского влияла даже современная им политическая конъюнктура в Европе. Так, когда после окончания Первой мировой войны шовинистический задор в трактовке ряда предметов, присущий как французской, так и немецкой историографии, стал считаться дурным тоном, почти одновременно во Франции, Германии и Бельгии появились работы, в которых по-новому были истолкованы ссылки Григория на «варварство» франков и центральную роль епископата в управлении позднеантичной и раннесредневековой Галлией [15]. Исследователи отвергли идеи «варварства» Хлодвига, подчеркнув, что Григория Турского можно считать апологетом раннесредневекового правителя {54} . Все это предполагало, что Григорий Турский не просто собирал факты, а пытался оформить свой рассказ о Хлодвиге так, чтобы данная история задала тон его концепции места событий в Галлии в общечеловеческом плане. Появилось осознание ограниченности «Истории» Григория Турского как исторического источника, потому что, как стало ясно в результате осмысления целого полувека исследований, даже базовая хронология правления Хлодвига не может быть установлена точно. В пользу недостоверности основных событий его правления выступал в разное время ряд авторов {55} . Даже сложилась школа тех, кто соглашался с Григорием Турским и считал его рассказ достоверным {56} .