— К гражданскому населению, продолжал Павел, — солдаты относятся корректно. Немцы не любят только воровство и почему-то очень не терпят евреев.
И стал Павел рассказывать удивительные вещи. В воскресенье, в полдень, когда народ в Мостиске выходил из местной церкви и костёла, немцы согнали группу почтенных, уважаемых в городке евреев на площадь Рынок. Им вручили метлы и на глазах прохожих, издеваясь, заставили подметать центральную площадь. Типичная немецкая псевдошутка, рождённая немецкой манией чистоты. Среди «дворников» был раввин Мостиски, он же учитель немецкого языка, известный адвокат, уважаемый жителями городка доктор и несколько зажиточных купцов, среди них — самый крупный торговец зерном в районе (Павел назвал его фамилию). Их заставили подметать улицу в еврейский праздник, когда верующим не разрешалось вообще ничего делать, только молиться. Кто, по мнению немцев, не проявлял рвения в работе с метлой, того били дубинками. Особенно лютовали солдаты, одетые в черную форму, у которых на пилотках было изображение черепа и скрещенных костей.
— Солдаты в черной военной форме, — рассказывал Павел, — схватили на улице несколько хасидов, обрезали им пейсы, вынудили их ездить один на другом и всячески над ними издевались. А в конце очень сильно избили. Вообще они так ненавидят евреев, что готовы их убивать, — сделал вывод Павел осенью 1939 года.
Мой отец пережил Первую мировую войну и хорошо был осведомлен о порядках в немецкой и австрийской армиях, где не было места антисемитизму. Его очень удивило, что законопослушные немецкие солдаты, которые славились крепкой воинской дисциплиной, могли самостоятельно издеваться над мирным гражданским населением, притеснять и мучить евреев.
— Тут что-то не так, — сказал он. — Без приказа сверху немецкий солдат, знаю, ничего такого не сделает. Тут, наверное, замешана самая высокая власть, скорее всего, сам Гитлер.
О том, что Гитлер ярый антисемит, знали все, но чтобы немецкая армия стала делать погромы гражданского населения, не могли понять. Ведь армия традиционно считалась аполитичной.
Со временем во Львове узнали, что подобным образом, как в Мостиске, немцы публично надругались над евреями на площадях Судовой Вишни, Дрогобыча, Стрия, Самбора, Добромыля и иных галицийских городков. Уже тогда возникало тревожное предположение, что эти показательно-провокационные акции осуществлялись евреями специально для поощрения местного населения к еврейским погромам.
9
Можно смело сказать, что Львов ни до того, ни после не видел такой крикливой, откровенно беспардонной, целенаправленной, всеобъемлющей пропагандистской кампании, как осенью 1939 года. Советская власть тогда готовила пародийные «выборы» в исключительно декоративное Народное собрание, которое задним числом должно было просить Москву и, конечно, лично «отца» Сталина включить «освобожденную» Западную Украину в состав СССР. Ежедневно с утра до вечера на предприятиях, в организациях, школах, на улицах, в домоуправлениях, даже медицинских учреждениях специальные агитационные бригады организовывали митинги, читали лекции, доклады, проводили агитационные беседы. Самолёты разбрасывали над улицами города агитлистовки. Бывшее польское правительство и польское управление непременно называли «буржуазным», а польское государство — «панским». Досоветскую действительность всесторонне шельмовали как период угнетения, эксплуатации и беспросветной нужды. В то же время до небес восхвалялась будущая «зажиточная, цветущая жизнь в СССР». Об этом с утра до вечера кричали черные громкоговорители, развешенные на людных перекрестках города. Явка на ежедневные предвыборные митинги была вроде свободной, но на самом деле — «непринудительно-обязательной». Страх перед Сибирью гнал закрученных в водоворот событий людей на большевистские агитационные сборища. Естественно, также было природное желание как-то приспособиться к новому образу жизни.
Как упоминалось, львовяне тогда плохо понимали русский язык. Называли его «какаючим». Когда на этом языке выступал военный, слушатели вежливо молчали, но только по-русски выступать начинал гражданский, как неудовлетворенная аудитория протестуя шумела: «Не понимаем! Говорите с нами на польском или на украинском!»
Сам митинг делился на две части: политическую и художественную. В нудной политической части без конца повторялись те же самые призывы и лозунги в различных вариантах. Начинался митинг с осуждения проклятого капиталистического прошлого под выкрики «Позор Пилсудскому!», а заканчивался пламенным призывом «Да здравствует наш отец Сталин!». Ораторы в нужном месте первыми начинали аплодировать, вынуждая аудиторию повторять аплодисменты за ними. В художественной части, кроме профессиональных, нередко выступали и самодеятельные артисты. Вокальные номера чередовались с поэзией или, как это еще называли, художественной читкой. В репертуаре самодеятельных артистов неизменной популярностью пользовалась «Старая сказка» Леси Украинки. Отрывки из этой поэмы декламировали на каждом митинге. Ударение делалось на таких «грязных» строках:
Читать дальше