Антон Шиндлинг - Кайзеры

Однако время конца традиционной империи еще не наступило. Более того, после смерти Иосифа II и провала большинства его замыслов и в Вене, и в империи начался явный процесс реставрации. Это проявилось прежде всего в 1792 году, когда не чуждый романтики Франц II весьма усердно и вполне серьезно приступил к выполнению тех обязанностей, которые накладывала на него империя, что нашло наиболее яркое выражение в войне, которую революционная Франция объявила Австрии, и в особенности после того, как эта война была объявлена в 1793 году имперской. Император проигрывал одно сражение за другим, Пруссия вышла из войны и дистанцировалась от имперского сообщества, сама империя разваливалась под ударами Наполеона, но император и имперская идея переживали небывалое возрождение в духовном и эмоциональном плане, кульминационным пунктом которого стал призыв императора к восстанию в Германии — уникальный факт, задолго предвосхитивший эпоху освободительных войн. Акт сложения с себя Францем II имперской короны в 1806 году под давлением Наполеона не был естественной кончиной института империи, которую ожидали еще в 1790 году. Это был акт насилия под дулами пушек завоевателя. Австрийская империя, провозглашенная в 1804 году по чисто дипломатическим соображениям, стала, таким образом, легитимным представителем старой короны.

Эти события позволяют понять, почему после окончательного поражения Наполеона в 1815 году лишь немногие стремились к восстановлению Старой империи в традиционных формах, что уже и политически было невозможно. Тем не менее почти все предполагали, что император Франц вновь примет древний титул римско-германского императора и вновь вдохнет в него жизнь. Под влиянием Меттермиха император отказался от этого. Насколько разумным было такое решение — вопрос спорный, и этот спор относится к компетенции специалистов по государственному праву и историков. На самом же деле для немцев австрийский император, и прежде всего лично Франц, на протяжении еще долгого времени оставался попросту германским императором. В то время в положении императора под влиянием исторических событий появилась новая составляющая — средоточие политического консерватизма. Из этого не следует, что, скажем, Наполеон был однозначно революционным императором, как и Иосиф II сам по себе, безусловно, не был консерватором, но такова логика развития. Эта логика определилась десятилетиями борьбы против революций и диктатора, вознамерившегося завоевать весь мир, и она же, в свою очередь, определила консервативный характер императора Франца и его глубоко антиреволюционные убеждения. Это стало решающим моментом, который обусловил все дальнейшую деятельность императоров после конца Старой империи. Став символом консерватизма и потеряв все конституционные опоры в Германии, император смог сохранить некоторые традиции Старой империи и взять их с собой уже в новое время: принципиальную ориентацию германских земель на оборонительную политику, верность закону и праву и патриотическую идею общего отечества. Ценой этого стало про-грассирующее окостенение и растущее отчуждение от реальной жизни народа. Это был тот образ императора, который Грильпарцер вывел в роли Рудольфа фон Габсбурга в пьесе «Величие и падение короля Оттокара», персонажа, который на сцене произносит в лицо захватчику, чуждому права и традиций, такие слова: «Я поклялся моему великому и милостивому Господу, что на немецкой земле будут править справедливость и право, и так будет во веки веков!». Именно так понимал свою историческую роль император Франц, который на воротах венского дворца Хофбург приказал написать: «Justitia regnomm fundamеntum» («Справедливость — основа царств»).

Сколь долго этот император, переживший империю, оставался в Германии действующей силой? Этот вопрос правомерен даже с учетом того, что в Германии императоры правили до 1918 года, после чего на немецкой земле перестала существовать монархия, ибо кому же придет в голову поставить в один ряд со старыми императорами фигуру, подобную Вильгельму II? Не будет ошибкой сказать, что Старая империя могла существовать и функционировать до тех пор, пока существовала единая Германия в форме того оборонительного многообразия, так и не ставшего национальным государством, которое после освободительных войн и разрушений она приняла в эпоху Меттерниха. Действительно, пока существовал Германский союз, председательствовавший в нем австрийский император был самым высокопоставленным монархом в кругу немецких князей, и не только в символическом смысле. Когда после смерти императора Франца в 1835 году на престол взошел его сын Фердинанд, в Шенбрупне собрались все немецкие князья, почти так, как это бывало на франкфуртских коронациях во времена Старой империи. Когда в 1859 году страна императора начала терпеть неудачи в Италии, в Германии поднялась патриотическая волна с требованием помочь Австрии, как это бывало во времена имперских войн против Франции. Даже в 1863 году Франц Иосиф I сумел собрать во Франкфурте всех князей, входивших в Германский союз (за исключением Пруссии), для обсуждения реформы союза. Это было последним всплеском староимперского влияния в Германии. Назначение эрцгерцога Иоганна, брата умершего императора Франца, наместником империи в революционном 1848 году, одобренное и бундестагом, и Национальным собранием, напомнило о традициях старых императоров. И, наконец, тот факт, что в качестве наследного императора в столь желанном для многих немецком национальном государстве был избран не Габсбург, а прусский король, лишь подчеркивает традиционный характер должности венского императора.