Михаил Одесский - Кровавый ньюсмейкер XV века

Краткое прилагательное "зломудръ" принадлежит к разряду "потенциальных слов": несмотря на прозрачность смысла и структуры, оно изобретено автором "Сказания", а потому на современный русский язык его не столько переводят, сколько передают перифрастическим словосочетанием — "жесток и мудр", позднейшие же редакторы "Сказания" трансформировали его в фонетически сходное и понятное словосочетание "зело мудрый" [Повесть: 123-125, 179-181]. Логика словотворчества, вероятно, основана здесь на том, что слово "зломудрый" напоминает слово "злохитрый", которое часто встречается в древнерусских текстах: по отношению к "злохитрому" "зломудрый" — это как бы превосходная степень. Соответственно, в порядке "далековатой" компаративистской параллели уместно напомнить, что академик А.Н. Веселовский — знаток и переводчик текстов Дж. Боккаччо — преодолевал сходные трудности ("Декамерон", день VII, новелла 8): словосочетание "крайне злохитростная" он счел единственно подходящим эквивалентом непереводимого итальянского прилагательного maliziosa [Веселовский 1939: 301], восходящего к латинскому malignus (cр. также во французском, английском и др.) — слову, которое до сих пор не переводится на "пословном" уровне. Аналогично, соблазнительно предположить, что русский книжник XV в., прибегая к неологизму "зломудрый", также стремился перевести слово malignus (ср. румынское прилагательное malitios). Контекстуальные реализации этого рокового слова подразумевают компоненты значения, которые были бы принципиально важны для реконструкции представлений о Дракуле его современников. А именно, "лукавый, способный на злые выходки", затем — "дьявольский, сатанинский" (ср. "злой дух", т. е. собственно "Диаволъ") и, наконец, "колкий, остроумный" [cм.: Одесский 1996]. И в самом деле, дальнейший рассказ о жизни Дракулы изобилует исполненными черного юмора анекдотами — его жестокими деяниями и мрачно-ироническими афоризмами, т. е. эпитет "зломудръ" — если считать его переводом — эмбрионально содержит в себе основные идеи и композицию "Сказания о Дракуле".

Комментарий: "царь", "поклисарь", "восточные", "колья"

В силу того что валашские князья не могли обеспечивать свой суверенитет, будучи попеременно вассалами венгерского короля или турецкого султана, турецкий султан — как некогда на Руси хан Золотой Орды — воспринимался в качестве царя, т. е. сюзерена. Провенгерская политика Влада Дракулы не устраивала турецкого султана, которым в ту пору был Мехмед Завоеватель, покоритель Константинополя, гроза Запада и Востока. Война стала неизбежна.

Поклисарь — искаженное греческое "посол". Термин "поклисарь" был характерен для тогдашнего румынского дипломатического этикета (ср. примеры из деловой переписки валашских господарей в изд. [Сырку1906: 19]).

С "восточными" Мехмед Завоеватель и впрямь сражался: он не только методично захватывал византийские города и готовил наступление на Западную Европу, но также вел тяжелую войну с Узун-Хасаном (1453 — 1478), могущественным правителем Ак-Коюнлу — государства тюрок-огузов на Среднем Востоке.

В 1461г. Влад дерзко открыл военные действия, неожиданно перейдя турецкую границу, и действительно прошел по территории противника (вдоль Дуная к Черному морю). Но исторический султан — в отличие от персонажа "Сказания" — не "осрамил себя", но лично повел войска против взбунтовавшегося вассала. Дракула рассчитывал на помощь двоюродного брата — молдавского господаря Стефана Великого и сюзерена — короля Матьяша, однако надежды не оправдались. Родственник не только не помог, но еще и попытался захватить валашскую пограничную крепость Килию. При осаде Стефан был ранен стрелой, тяжело заболел и отступил. Рана не заживала сорок лет, врачам, выписанным из Италии и Германии, таинственно не удавалось попасть ко двору господаря, и в результате причиной смерти Стефана спустя годы стала именно валашская стрела. История, по меткому замечанию исследователей, "дракулескная" [Florescu, McNally 1973: 200], т. е. анекдотически-загадочная, колдовская. Не счел нужным ввязываться в войну и Матьяш, хоть получил от римского папы деньги на крестовый поход против турок. Оставшись без союзников, Влад, тем не менее, продолжал войну, но силы были не равны: валашский господарь потерпел поражение и бежал во владения венгерского короля, бросив разгромленную армию.

Жесток Дракула был патологически даже по тем мрачным временам. Жесток и к врагам, и к союзникам, и к подданным: рубил головы, сжигал, сдирал кожу, принуждал к людоедству, варил заживо, вспарывал животы, сажал на кол и т.д. Дракула особенно преуспел в сажании на кол, войдя в историю Румынии с прозвищем "Цепеш" ("Насаживатель-на-кол"). Колья различались — в зависимости от социального статуса приговоренных — по длине, диаметру, цвету, из них составлялись прихотливые геометрические фигуры, нечто вроде "сада пыток".