Георгий Березко: Ночь полководца

- Чепуха это все, - отрезал Николай.

Однако он почувствовал невольное облегчение оттого, что бой произойдет, невидимому, не сегодня и даже не завтра. Кулагин, возвращавшийся из госпиталя, побывал уже на фронте, и его словам можно было верить.

- Без хлеба не оставят, можете быть спокойны, и без снарядов тоже, запальчиво продолжал Николай. Не желая сознаться в своей тайной радости, он спорил, как бы сопротивляясь ей.

- Да ты откуда, такой образованный? - удивился Кулагин.

- Знаю, вот и все... Суворов через Альпы перешел, а это потруднее было, чем по грязи шлепать.

- Так у Суворова танков не было... С машинами и он теперь не прошел бы... - сказал Кулагин. - А вот животы у нас подведет, попомните мое слово.

- Подведет, это точно, - обрадованно согласился Рябышев.

Николай ощутил вдруг свое сердце, часто и коротко стучавшее в груди. Он отошел на шаг и отвернулся. Некоторые Из бойцов заметно оживились, другие высказывали недоверие к предсказаниям Кулагина. И Николай невольно прислушивался к новым доказательствам в пользу вероятной отсрочки предстоявшего испытания. Мысль о ней доставляла удовольствие, тем более сильное, что самому Николаю, собравшемуся честно вступить в бой, не в чем было упрекнуть себя.

Люди понемногу разбрелись. Одни сидели уже на ящиках, извлеченных из-под щебня, другие расположились около водокачки. Ее поврежденный купол осел на один бок, отчего старая башня приобрела лихой, забубенный вид. Два красноармейца разжигали на платформе костер. Мокрые доски дымили, слабый, бледный огонек, едва возникнув, угасал...

- Комбата не встречал? Где он?.. - прозвучал позади высокий, певучий голос.

Оглянувшись, Николай увидел Машу Рыжову - худенькую девушку в слишком просторной шинели, топорщившейся на груди, в пушистой ушанке, посаженной на розовые уши.

- Долго мы здесь топтаться будем? - спросила Маша.

Руки ее в широких, подвернутых рукавах были засунуты в карманы; за спиной висел вещевой мешок.

- Просто не понимаю, - громко ответил Николай.

Он удивленно смотрел на небольшое овальное лицо с побелевшим утиным носиком, с некрупными ярко-синими глазами. Заслезившиеся от ветра, они сверкали так, будто светились в глубине; длинные ресницы загибались у девушки кверху, расходясь, как лучи. Она с независимым видом встретила взгляд Николая, но самая воинственность ее фигурки, упрятанной в грубое сукно, показалась юноше нарочитой, почти детской, а поэтому немного печальной.

- Подожду еще и одна уйду, - решительно проговорила Маша.

- Как это одна? Вы разве не с эшелоном? - спросил Николай.

"Совсем еще ребенок, - подумал он растроганно. - Что ей делать на фронте? Зачем она здесь?"

- Я сама по себе, - сказала Маша так, словно в ее обособленности заключалось известное преимущество.

Сняв варежку, она поправила ушанку маленькой, не очень чистой рукой с недлинными пальцами - на их обломанных ногтях еще сохранился розовый лак. Не взглянув больше на Николая, она пошла к вокзалу.

- Погодите!.. Я с вами!.. - закричал он, повинуясь порыву, в равной мере рыцарственному и эгоистическому, боясь уже потерять эту девушку.

Через пять минут он и Маша остановились около каменного крыльца, наполовину погребенного под обломками. Большая замощенная площадь, простиравшаяся за вокзалом, была пустынна. С трех сторон ее серый квадрат замыкали пепелища домов, поваленные заборы, голые печные трубы, обугленные сады. Маша не нашла комбата, и Николай встревожился, что она действительно отправится в путь одна.

- Вы завтракали сегодня? Хотите есть? - заботливо осведомился он.

- Что за женский вопрос? - сказала Маша, и Николай обрадованно рассмеялся.

Поспешно скинув мешок, он расстелил на широких перилах салфетку, выложил несколько свертков и даже поставил маленькую солонку.

- Кушайте, прошу вас... - приговаривал он, извлекая из бумаги мясо, пирожки, мятные пряники, яйца. - Прошу вас...

- Ого-о! - протянула девушка удивленно.

- Представьте, мама разыскала меня на станции... В последнюю минуту... Мы даже не успели как следует поговорить...

- Это она? - спросила Маша, указывая на вышитые красными крестиками в углу салфетки инициалы "О.А.У.".

- Ну да... Она - Ольга Алексеевна... Кушайте же, - угощал Николай. Ах, если б вы знали, как не повезло мне в начале войны...

Принимая покровительство Уланова, девушка как будто подарила его доверием, и он теперь торопился познакомить ее с собой. Он рассказал, что из военкомата его направили первоначально в школу связи, где надо было пробыть больше года. Это его не устраивало, и лишь после многих усилий он, доброволец, добился отчисления на фронт.