Сергей Григорьев - Иегудиил Хламида

В эту минуту из подъезда редакции выбежал приятель Иегудиила Хламиды, типографский мальчик Санька.

- Санька, стой! Куда? - остановил его человек в хламиде.

- Василь Павлыч за водкой послали...

- Поди пособи городовому - видишь, ворону шугает.

Санька сразу понял, в чем дело, поднял с земли небольшой осколок кирпича и крикнул:

- Дяденька городовой! Ну-ка, гляди, чего надо!

Мальчик метнул камень. В ворону не попал, а угодил в нос статуе, оставив на нем красный след.

- Как?! Ты в царя камнем? В нос?

Городовой хотел схватить Саньку; парень увернулся и пустился наутек. Городовой засвистел и закричал:

- Держи его, держи!..

Ворона испуганно каркнула и улетела.

Вслед за Санькой вниз к Волге по Заводской улице кинулись воробьиной стаей мальчишки с криком и свистом. Видя, что их не догнать, городовой отер пот с лица цветным сарпинковым платком и вернулся на свой пост к губернаторскому подъезду.

Серая утица

В то самое время, когда Иегудиил Хламида только еще вступил на серую полянку, чтобы развести там костерчик, в редакции "Самарской газеты" начался давно небывалый переполох. В кабинете редактора-издателя Семена Ивановича Костерина зазвенел телефон. Он звонил пронзительно и долго. Наконец Семен Иванович взял трубку, и из редакции, преклоня ухо к двери, репортер Рогозов услышал глухо, но ясно слова:

- Слушаюсь, ваше превосходительство.

Семен Иванович положил трубку и прошел в редакцию. Его там ждали. Секретарь редакции Алексей Алексеевич сидел за своим рабочим столом в серой "крылатке", какие в те годы носили вместо летнего пальто почтенные люди, уже отбывшие сибирскую ссылку и после возвращения оттуда гласный надзор, а ныне живущие под негласным надзором полиции.

- Ну что? О н звонил? - спросил Алексей Алексеевич.

- О н. Он велел мне сейчас явиться... Чего вы там опять? Опять, чай, нахламил ваш любимый Хламида?

- Да нет, Семен Иваныч. Хламида еще и не был. Он еще только будет писать на злобу дня.

- Ну, все равно. Идите-ка к нему вы!

- Я? - всплеснул секретарь редакции серыми крыльями.

- Кто же еще? Вы там что-то написали, а что, я не знаю... Идите-ка, дорогой мой, идите.

- Когда?

- О н говорил - н е м е д л е н н о!

- Немедленно?!

Алексей Алексеевич встал и серой утицей выкатился на улицу.

Прекрасное стихотворение

Вице-губернатор встретил Алексея Алексеевича приветливо. Встал навстречу и, сняв "рабочую рукавицу", протянул гостю несколько вспотевшую руку.

- Ах, это вы? Прошу садиться, господин Дробыш-Дробышевский. А что же Костерин? Я звал его.

Алексей Алексеевич сказал:

- Он передоверяет мне. Фактически газету веду я.

- Вы? Вы? И что же получается?!

И Кондоиди протянул редактору гранку с зачеркнутой накрест "Песней о Соколе".

- Что это такое? Что это такое - спрашиваю я вас? Вас я спрашиваю, милостивый государь! - горяча себя нарочно, воскликнул вице-губернатор. Что это?

- Это стихотворение в прозе... Вернее, белые стихи без рифмы. Молодой, начинающий писатель. Талант! Прекрасное стихотворение! Вы сами с этим согласитесь.

- Прекрасное? Да, именно пре-красное. Красное чересчур, слишком. И вы думаете, я не понимаю? Да! И, знаете, ведь с болью, глубокой болью зачеркнул. Это не красные цензорские чернила, а кровь сердца...

- Да, жаль. Погибли стихи. И автор будет огорчен.

- Погибли? Почему погибли? Талант? Вы должны руководить молодыми дарованиями, направлять их, совращая с опасного пути. Нынешняя молодежь не знает края, как дети. Удержать ребенка, который беспечно подбежал на край пропасти, - вот ваша задача. А что сделали вы? Приложили вы руку, перо редактора к этому, например, стихотворению?

- Не посмел. Посмотрел бы я, что сделали бы вы, какое слово вы бы сами, Владимир Григорьевич, изменили... Это легко все-то зачеркнуть одним махом.

- Я? Я по цензурному уставу не имею права приписать ни одного слова, ни одной буквы! - павлиньим голосом закричал Кондоиди. - Я могу только зачеркнуть или разрешить... А вы - вы всё можете. Вы - редактор. Да вот, прошу...

Кондоиди вскочил с своего кресла и предложил его занять Алексею Алексеевичу. Тот занял предложенное ему место.

- Что же я могу сделать? - усмехнулся редактор. - Напишу: "Печатать все, цензор такой-то".

- Нет, нет! - весело приговаривал Кондоиди. - Кое-что. Так, слегка... Вы измените своей собственной рукой, и стихи увидят свет. Пожалуйста, читайте!

- "Песнь о Соколе", - уныло прочитал редактор.

- Да, "песнь" - ну, это слишком торжественно. Но почему о соколе? Что такое сокол?