Сергей Минаков - 1937. Заговор был

В своем письме к Орджоникидзе от 17 августа 1936 г. Уборевич ничего не говорит о каком-либо совещании, на котором Гамарник «атаковал» Ворошилова. Скорее всего, совещание, о котором вспоминал Ворошилов, произошло уже после 7 августа, но до отъезда Сталина в отпуск. Подтолкнуть Уборевича выступить против Ворошилова, присоединившись к «группе Гамарника-Якира», могло действительно какое-то особое событие, которое должно было поставить его почти в безвыходное положение.

Он понимал, что лишение его войск Б ВО весьма ущербно не только для его карьеры, но и, быть может, для судьбы в целом. Войска, находившиеся в его распоряжении, все-таки могли как-то вынуждать Ворошилова (да и Сталина) вести себя осторожно по отношению к Уборевичу. Поэтому задуманный Ворошиловым план мог означать в конечном итоге завершение карьеры Уборевича. У него уже был печальный опыт работы в центре на одной из самых высоких должностей. Все сказанное позволяет предположить, что совещание, о котором говорил Ворошилов, происходило после 7 августа 1936 г. Таким образом, временной диапазон суживается до промежутка между 7 и 13 августа.

В своих показаниях комкор Кутяков, арестованный в тот же день, что и комкор Фельдман, 15 мая 1937 г., воспроизводил свой разговор с Фельдманом. Кутяков утверждал, что от своего собеседника он узнал «о наличии в РККА группы лиц высшего начсостава, недовольных Ворошиловым и борющихся за смену руководства Наркомата. Фельдман сказал, что в эту группу входят Тухачевский, Гамарник и другие». Однако Кутяков, обращаясь к следствию, просил «учесть, что политически никогда не сочувствовал Тухачевскому и Уборевичу, считал их «белой костью», представителями вновь нарождающейся военной аристократии». В подтверждение этому есть свидетельство А.И. Седякина в его выступлении на заседании Военного совета 4 июня 1937 г., в котором он сообщал, что Кутяков «со страшной ненавистью говорил всегда о Тухачевском: «Это же не наш человек, это — враг. Разве можно ему доверять?»

Это значит, что он согласился принять участие в этой антиворошиловской группировке потому, что она возглавлялась не Тухачевским и не Уборевичем.

В связи с этими показаниями Кутякова уместно процитировать его дневниковую запись от 27 августа 1936 г.: «Умер главком С.С. Каменев. Старик сделал свое дело и незаметно ушел восвояси. Вопрос времени, все там будем. Наступает время, когда все ветераны Гражданской войны уйдут из жизни: одних расстреляют, другие, как Томский, сами покончат с собой, третьи, как Каменев, уйдут в могилу». Томский застрелился 22 августа 1936 г.

Нельзя не обратить внимания на то, что Кутяков 27 августа 1936 г. считает, что «наступает время», когда он либо будет расстрелян, либо ему придется «покончить с собой». К последней мысли он возвращается в своей записи от 20 апреля 1937 г. «Вот и терпи теперь, — записал он, — если хочешь есть раз в сутки щи. Не хочешь? В твоем распоряжении четыре револьвера, нажми курок, и конец». Иными словами, он набросал альтернативные варианты: «есть раз в сутки щи» в тюрьме или самоубийство. Судя по обеим записям, уже к концу августа 1936 г. у Кутякова, видимо, были определенные основания ожидать ареста и расстрела либо самому застрелиться. Он был участником этой «группы заговорщиков», возглавлявшейся Гамарником, Якиром, а также (во вторую очередь) Уборевичем, Тухачевским. Собственно, он согласился войти в эту группу потому, что ее возглавлял не Тухачевский или Уборевич, которых он не переносил и вряд ли поддержал бы, а Гамарник и Якир. А столь мрачные, пессимистические настроения в его записях можно понять, как следствие неудачи попытки свалить Ворошилова, предпринятой в августе 1936 г., до 25 августа.

Возникает вопрос: если поведение Уборевича можно понять как реакцию на решение Ворошилова отнять у него Белорусский военный округ, воспрепятствовать чему он в одиночку не мог, то что же побудило к антиворошиловским действиям Гамарника и Якира?

Похоже, что толчком к этому было начало репрессий в отношении командиров, в том числе высших, на Украине. Как известно, еще 7 июля 1936 г. был арестован по обвинению в подготовке покушения на Ворошилова комдив Д. Шмидт. Затем, 14 августа 1936 г., арестовали его бывшего начальника по службе в червоных казаках, помощника командующего Ленинградским военным округом комкора В.М. Примакова. Затем, в сентябре 1936 г., был арестован еще один бывший червоный казак, помощник командующего Киевским военным округом комкор Туровский. В то же время арестам подвергся и ряд офицеров среднего звена, близко связанных в прошлом с Примаковым. Формально их аресты были обусловлены якобы принадлежностью их к подпольной троцкистской организации, поскольку в 1923–1927 гг. все они долгое или короткое время поддерживали Троцкого. Но, по существу, аресты были произведены в войсках, подчиненных Якиру. Всякому мало-мальски сведущему в технологии политической борьбы было ясно, что эти аресты, рано или поздно, должны были привести к отставке и аресту самого Якира. Почему же командарм Якир, которому с 1925 г. так доверял Сталин, к 1936 г. оказался фигурой для него подозрительной и неугодной?