Анна и Сергей Литвиновы - Заговор небес

Катя включила первую передачу и проехала еще семь метров.

Открыла окно и прикурила сигарету.

Впоследствии она еще не раз вспомнит и эту сигарету, и это открытое окно. И будет думать, что опущенное стекло тогда спасло ей жизнь.

Катя затянулась легким «Кентом» и стряхнула пепел за борт авто, в сырую ночь.

Пробка на пересечении Страстного бульвара и Малой Дмитровки казалась бесконечной. Слева от Кати торчал крутой «Мерседес» с затененными стеклами. Справа тащилась «девятка». Впереди горели стоп-сигналы «Лексуса». Сзади напирал джип с включенным дальним светом. Откуда их столько выползло, этих крутых тачек?! Время-то к ночи…

Лениво летели снежинки, колеса месили столичную слякоть. Зимняя темнота давно опустилась над Москвой. Но кругом горела новогодняя реклама, бесновались огни на нижнем этаже кинотеатра «Россия» – там нынче располагалось казино. Впереди, на перекрестке, было светло, как днем. Мимо застрявших в пробке машин проходили, лавируя, красиво одетые пешеходы. Они были хорошо видны в ярком свете московских фонарей. Катя машинально отметила: девушки – даже нет, какие там девушки, девчонки! – почти все, словно в униформу, затянуты в пальто от «Максмары» и «Валентино» (от семисот условных единиц, если покупать в «Галерее Актер»). Лица – щедро сдобрены дорогой косметикой.

Катя старалась спокойно относиться к тому, что ей приходится донашивать купленное еще в Париже пальтишко, а косметику от Диора использовать только в особых случаях. В обычные же, рабочие дни лишь слегка подводить глаза да пудрить нос. Но все равно немного обидно, когда мимо шуршат красивые, расслабленные и явно не напрягающиеся на работе девчонки, которые выбирают, в какой бы ресторан зарулить, – а ты, уставшая и бледная, можешь себе позволить только домашний ужин. Пусть праздничный, но домашний…

«Москва – неправильный город. А ее центр – вообще сплошная обманка. Здесь все настолько красиво, что кажется, будто по всей России так. Что где-нибудь в Лебедяни или Скопине точно так же толпятся на перекрестках дорогие машины, а между ними проплывают беззаботные и успешные люди», – думала Катя.

Трудно было представить, что всего в получасе езды отсюда глухой и темный вечер лежит над московскими спальными окраинами – и простирается дальше, дальше, над всею бескрайней Россией.

«С ума сойти – пробка в Москве в десять вечера, – подумала Катюша, инстинктивно включая первую передачу и проползая очередные пять метров. – Я пробки ночью только в Париже видывала… Куда они все едут? В гости? В кино? В ночные клубы?.. И ведь есть же у людей деньги… Москва стала почти Парижем… – усмехнулась про себя Катя. – А все ж таки – не Парижем… Там-то любой, если он не клошар, может сесть в машину и поехать коротать вечер в любимое кафе… А у нас? У нас, наверно, это по кошельку лишь одному из тысячи… Или из десяти тысяч… Ворам, проституткам, банкирам, «деловым»… У меня вот еще хватает денег, чтобы проехаться на машине, – а вечер в кафе уже не по карману… С долгом за авто вот уже полтора года не рассчитаемся… А ведь машина-то – кроха, малолитражка!.. В Париже на таких студентки ездят…»

Светофор на пересечении Дмитровки и бульвара снова загорелся зеленым, и Катюша (вместе со своим оранжевым «Фиатом Пунто») проехала еще два десятка шагов. Кажется, в следующий заход она наконец минует перекресток.

Свет от казино, что расположилось на нижнем этаже бывшего кинотеатра «Россия» (теперь «Пушкинского»), стал ярче. «А помнишь, – спросила саму себя Катя (автомобильные пробки всегда располагали ее к воспоминаниям и рефлексиям), – там, на месте этого «Шангри-Ла» (или как там его?) раньше был зал мультфильмов, и ты вместе с влюбленным одноклассником Юркой туда бегала смотреть «Тайну третьей планеты»?.. Ох, какой был мультик! Добрый, азартный, светлый… Потому что наш, советский… Не чета тем голливудским и японским, которыми сейчас детишек травят…»

Воспоминания, связанные именно с этим местом в Москве – пересечением Бульварного кольца и Пушкинской улицы (сейчас зачем-то переименованной в Большую и Малую Дмитровку, хотя Катя, как и большинство москвичей, никогда не помнила, где Большая, где Малая…) – все эти воспоминания вдруг чередой нахлынули на Катю. «А помнишь, – подумалось ей, – когда ты уже училась на первом курсе – ты поймала в документальном зале «России» фильм Ромма «А все-таки я верю»?.. Сильное, умное, страстное кино… Такие документальные фильмы нынче не делают… Да и кто их сегодня будет смотреть – документальные… Вот и на месте того зала теперь вместо фильма Ромма – рулетка да игральные автоматы…»