Сергей Минаков - 1937. Заговор был

Идея применения плана «Бельгия» была впервые почти озвучена публично Тухачевским еще в его речи на сессии ЦИК СССР 16 января 1936 г. «Германская армия с начала войны перешла через бельгийскую территорию, — говорил замнаркома. — Само собой понятно, что в современной обстановке, когда между Германией и нами имеются кое-какие государства, которые с немцами находятся в особых отношениях, германская армия при большом желании найдет пути для вторжения на нашу территорию». Так Тухачевский подводил аудиторию к выводу о мотивированной необходимости для Красной Армии «упредить» потенциального противника (Германию) и предпринять вторжение в эти «кое-какие государства», расположенные «между Германией и нами, которые с немцами находятся в особых отношениях».

Казалось бы, и сам Сталин в беседе 1 марта 1936 г. заявил: «История говорит, что когда какое-либо государство хочет воевать с другим государством, даже не соседним, то оно начинает искать границы, через которые оно могло бы добраться до границ государства, на которое оно хочет напасть. Оно находит (их) либо при помощи силы, как это имело место в 1914 г., когда Германия вторглась в Бельгию, чтобы ударить по Франции, либо оно берет такую границу «в кредит». Таким образом, Сталин полагал, что Германия нарушит суверенитет Литвы, т. е. был согласен с позицией Егорова и Ворошилова. Но это было и согласие с позицией Тухачевского, с его планом «Бельгия».

Очевидно, обсуждение проблемы началось вскоре после возвращения Тухачевского из поездки в Англию и Францию. Тогда и решено было провести стратегическую игру. Тухачевский настаивал на плане «Бельгия», который, видимо, и был отменен. Сочетание двух факторов — инициирование вторжения в Литву Красной Армии и ее слабая боевая подготовка — должно было привести к столкновению с Германией, в котором Красная Армия потерпит поражение. Сталин был против войны, ибо все военное руководство признавало низкую боевую подготовку Красной Армии.

Именно об этом-то и рассуждал Тухачевский в своих показаниях 1 июня 1937 г., когда предлагал план «Бельгия»: либо заставить прибалтов пропустить советские войска на свою территорию («взять границу в кредит»), либо при их отказе просто осуществить вторжение в прибалтийские республики подобно тому, как это сделали в 1914 г. немцы с Бельгией. Именно на основе этой концепции плана «Бельгия» и был построен сценарий военной игры, видимо, предложенный Тухачевским еще 2 марта 1936 г.

Нежелание Ворошилова принять этот план и могло послужить детонатором столкновения с ним Тухачевского. «2 марта 1936 г., — записал в своем дневнике И.С. Кутяков, видимо, являясь очевидцем события, — маршал Тухачевский вел почти 100 % решительную атаку по Вор. + Егор. + Якир + Уборевич». Обычно сокращения в этой дневниковой записи расшифровывают так: «Тухачевский вел почти 100 % решительную атаку по Ворошилову» и вместе с ним ее вели Егоров, Якир и Уборевич. Но, думается, что в контексте всего сказанного выше более верным будет иная расшифровка: Тухачевский вел почти 100 % решительную атаку по Ворошилову, а также по Егорову, Якиру и Уборевичу. Вряд ли Егоров мог вести атаку по Ворошилову. Уборевич старался напрямую против Ворошилова не высказываться, тем более открыто в его присутствии. Если бы такой случай имел место, то Ворошилов, скорее всего, припомнил бы его на заседании Военного совета 1–4 июня 1937 г. Тем более что Якир и Уборевич были противниками проведения стратегической игры в апреле 1936 г.

Похоже, что на встрече 21 марта 1936 г. Сталин мог заверить Тухачевского в своей поддержке его плана «Бельгия». Этот план маршал и предложил положить в основу заданий на военной игре 19 апреля 1936 г. Отказ начальника Генштаба Егорова от этого плана, поддержанный наркомом, и породил конфликт между Тухачевским и Ворошиловым после завершения этой игры на первомайском банкете 1936 г. на наркомовской квартире.

Следует обратить внимание на тот факт, что в день окончания игры, 25 апреля 1936 г., Тухачевский подал наркому рапорт о предоставлении отпуска, жалуясь «на крайнее переутомление, ввиду неполучения отпуска за 1935 г.». А за три дня до этого Ворошилов получил рапорт начальника госпиталя Мандрыки, в котором тот сообщал о значительном общем и нервном переутомлении маршала Егорова, также из-за отсутствия отпуска в 1935 г… Егоров обратился с указанными жалобами к врачам еще 20–21 апреля, т. е. сразу же после начала указанной выше «штабной игры». Эти документы вполне могут свидетельствовать прежде всего о ранее отмеченной конфликтной ситуации, возникшей в самом начале «игры» по оперативно-стратегическим заданиям. Жалобы и требования «отпуска» главными оппонентами на «игре» можно рассматривать как своеобразные демарши перед наркомом, со ссылками на «болезнь». Это были завуалированные рапорты об «отставке». Маршалы как бы требовали ответа: на чьей стороне нарком? Конфликт и получил свое продолжение 1 мая 1936 г. на квартире у К. Ворошилова: уже в присутствии Сталина Тухачевский бросил обвинение наркому и Буденному в том, что они «группируют вокруг себя небольшую кучку людей, с ними ведут, направляют всю политику» в военных вопросах. Примечательно, что Ворошилов не назвал больше ни одной фамилии из тех, кто поддержал бы тогда Тухачевского.